Выставляю поднос с посудой за дверь под стенку — идти вниз влом, чувствую себя таким уставшим, будто ящики тяжелые полдня грузил.
Ника выглядит вялой и бледной, она и жевала без аппетита, через силу, хоть я ей втрое меньше положил чем себе. Поднимается и идет в душ, я тоже иду к себе. Включаю то горячие струи, то холодные, то горячие, то холодные, и страх, поселившийся внутри, понемногу отпускает. А когда возвращаюсь в детскую, вижу Нику, свернувшуюся клубком на ковре возле кроватки.
Она держит Полинку за руку, в другой руке у нее электронный градусник. То, кем я себя чувствую, к сожалению, прямо назвать не могу, потому что дал слово. Но слово это просто охренеть какое нехорошее.
— Ника, — говорю полушепотом, присаживаясь возле нее на корточки, — иди в спальню, ложись на кровать. Я открою дверь, ты услышишь, если Полька проснется. Завтра скажу, чтобы ее кроватку туда перенесли, так она в дверь не пройдет, я бы сам перенес. Я уйду, не бойся.
— Нет, —шепчет она с закрытыми глазами, — врач сказала следить за температурой. Лекарство действует четыре часа, три уже прошло. Я буду здесь, а ты иди, Тим, ты же устал…
Устал. Без тебя я устал, дурочка. Иду обратно, в гардеробной беру с полки плед, с кровати тяну подушку. Бросаю ее на пол возле кроватки, ложусь, обнимаю Нику со спины и укрываю нас пледом.
Она дергается испуганно, как зверек, которого поймали в капкан, но я держу так крепко, что все капканы мира отдыхают.
— Тим…
— Это и моя дочь тоже, — говорю ей на ухо, содрогаясь от накативших чувств при виде этого аккуратного ушка. От того, что она вроде как пытается высвободиться, а по итогу ерзает по мне и трется по всем стратегически важным местам. — Давай спать, кто знает, сколько нам до следующего подъема.
Она перестает отрывать мои руки, но свои не убирает, так и держится за мои ладони. Боюсь спугнуть, но все же отвожу с ее спины одуренно пахнущие волосы и утыкаюсь лицом в затылок.
Чувствую каждым нервом, как напряжение постепенно ее отпускает, она обмякает в моих руках, опускается на подушку. Медленно выдыхаю, делаю глубокий вдох и, найдя ее руки, переплетаю пальцы.
Все. Она в коконе, она вся обвита моим телом, с трудом сдерживаюсь, чтобы на закинуть на нее ногу, прижав к себе по всей длине. Потому что дальше уже рукой подать до секса. Не совсем, конечно, рукой. Но если и есть способ похерить то хрупкое и призрачное, что возникло сейчас между нами, это как раз он и есть.