Так зачем тянуть время?!
Туповатый кухонный нож потребовал усилий, но всё же рассёк
предплечье. Кровь хлынула потоком… и тут же остановилась.
На левой руке виднелся лишь шрам. Секунд через пять-семь он
выглядел, как полученный много лет назад.
Водка – палёная, догадался Андрей. Он вылил остатки водки в
раковину, откупорил «Арарат» и опорожнил следующий стакан.
Слегка замутило. Всё же триста грамм крепкого бухла без закуски
– серьёзная доза, даже если брать только для разгона. Снова
посмотрел на гладкое предплечье. Задержал взгляд на каплях крови,
прилипших к брюкам и обрызгавшим пол. Снова взялся за нож и вдруг
почувствовал, что идеально трезв. Хоть сейчас топай на медосмотр
перед полётом.
На трезвую голову принимать решение о самоубийстве гораздо
тяжелее. Как прыжок в пропасть. Или в ледяные волны Баренцева моря.
Но штурман уже проложил курс атаки, отмены приказа не
поступило…
«Брось нож, Андрюха. И так штаны придётся отстирывать».
Помимо воли пальцы разжались. Хлеборез выскользнул из руки и
упал на пол.
Похоже, коньяк в этом занюханном магазинчике ещё хуже водки,
догадался лётчик. От неё только визуальные галюники, а тут вдобавок
голос в голове… Приплыли!
«Коньяк, кстати, вполне неплохой. Будешь хорошо себя вести –
разрешу допить и даже захмелеть. А сейчас пошли в магазин. Купим
нормальной жратвы. Не водкой единой жив русский человек».
Почему-то больше всего не хотелось сейчас напрягать вечно ноющую
ногу. Желание наложить на себя руки как-то отошло на второй
план.
«Нога – не проблема. Не удивляйся. Если руку тебе зашил за
секунду… Терпи!»
Колено прошило электрическим током, и в нём одновременно
разорвался снаряд калибра тридцать семь миллиметров. Потом всё как
рукой сняло.
«Чего стоишь как незаправленный бомбардировщик? Дуй в магаз! А,
ладно. Придётся показать, кто в доме хозяин».
Андрей вдруг ощутил, что тело ему больше не подчиняется и
управляется каким-то автопилотом. Этот автопилот снял форменные
армейские брюки, испачканные кровью, натянул треники и майку. В
таком неформальном виде вышел из квартиры, заперев дверь, и побежал
вниз по лестнице.
Может, я уже умер, прикинул подполковник, и виденное – только
бред угасающего сознания, сейчас всё исчезнет, как пропала боль в
ноге…
«К твоему сведению, жалкий атеист, самоубийство является
наитягчайшим грехом. Господь велел тебе жить и терпеть невзгоды до
гробовой доски. В посмертии получил бы сколько-то лет адских мук за
неверие в Бога, прелюбодеяние и прочие шалости, отбыв их,
отправился бы в рай, приобщившись к Божьей Благодати. Но на кой ляд
грешнику вечная жизнь, даже если краткая земная ему оказалась не
нужна? Тебя ждёт Вечное Великое Ничто и разрушение души. А пока –
моя компания. Поверь, не самая приятная. Проверено».