С этого дня они стали друг для друга самыми родными людьми.
Собираясь утром в институт, Сашка неожиданно забеспокоилась.
– Дарья Семеновна, как мне остаться на ночь на работе? Если я опять об этом попрошу Лидию Федоровну, у сотрудниц могут возникнуть подозрения, – проговорила она, складывая конспекты в сумку.
– Да, – кивнула старушка, разливая чай, – ты права!
– Надо найти какой-нибудь серьезный предлог!
– А, может быть, остаться тайком и никому не говорить?
– Нет, так не получится, – вздохнула девушка, – директор уходит последним и закрывает на замок дверь.
– Неужели в архиве нет укромного местечка, чтобы спрятаться? – квартирная хозяйка сосредоточенно посмотрела на подопечную. – За занавеской или стеллажом. Ты говорила, что в подвале – хранилище.
– Вы считаете, что нужно сделать вид, что ушла, потом незаметно вернуться и спрятаться?
– Это единственный выход, – пожилая дама развела руки в разные стороны, – или сказать им правду.
– Если скажу правду, а они вдруг подумают, что я свихнулась и уволят меня? Или просто не разрешат остаться?
– Мне, как советскому учителю, стыдно, – она хитро подмигнула, – но в данном случае, я – за обман!
Вечером Сашка, воодушевленная поддержкой бабушкиной подруги, попрощалась со всеми сотрудницами и сделала вид, что уходит домой, а сама незаметно проскользнула назад и спряталась в туалете. Если её обнаружат, скажет, что пришлось вернуться. Приспичило некстати.
Но её никто не заметил, потому что все спешили домой после трудового дня. Осенью темнеет быстро, поэтому женщины торопливо прощались с директором, покидая рабочие места. Вот и Владимир Иванович, на ходу застегивая пальто, вставил ключ в замочную скважину, повернул его два раза и проверил на всякий случай, легонько толкнув дверь. Все стихло. Сашка вышла из своего убежища и прошлась между стеллажей. Её вдруг осенила мысль: а не поискать ли ей документы о раненых немецких солдатах? За полгода работы в архиве она стала легко ориентироваться в хранилище. Тем более, что до полуночи было ещё далеко.
На пожелтевших страницах были написаны двадцать восемь немецких фамилий. Напротив каждой стояли даты: рождения и смерти.
– Отто Цимах, – проговорила Александра, отыскав глазами знакомое имя, – ему было восемнадцать лет, когда он умер.
Остальные немецкие солдаты были тоже молоды: им было от семнадцати до двадцати трех лет. Она с сожалением подумала о том, что была десятилетней девочкой, когда не стала бабушки. Как бы ей хотелось расспросить её о том времени! Саша переписала данные о немецких раненых и, положив листок в папку, вернула ее на прежнее место.