– Я родилась здесь, но сейчас уже давно живу в Лос-Анджелесе.
Процесс обдумывания у мужчин, наверное, напрямую связан с речевым аппаратом. Говорят, американцы думают языком. Вот у меня то же самое, только без произношения. Мысли мои, как авиационная группа высшего пилотажа «Стрижи», стремительно разлетелись веером, пытаясь покрыть максимальное количество вариантов дальнейшего ведения разговора. Язык мой обмяк и слегка, вместе с челюстью, провалился вниз.
Пальмы, Шварцнегеры, Малибу, миллионные дома, эта незнакомка с букварем подмышкой в заснеженной школе в Люберцах, перестройка, Путин, нефтедоллары и улыбающийся надо всеми Обама, калейдоскопно, как колесо фортуны в казино, затопили мой взор.
– Там жарко! – утверждающе вылез на волю мой голос. От такой простой и естественной фразы весь нестройный процесс обработки информации завис, как часто случается с моим компьютером. Штампы. Мы все продукт штампов! Когда я был в Париже и говорил, что я из Москвы, мне все в один голос парировали: «Там холодно!»
– О, моя остановка! – сверкнул жемчуг ее зубов. – Привет!
– При…, – двинул я головой вперед, остальная часть слова «вет» застряла где-то в районе печени.
Она быстро прошла к двери. Остановилась от нее в двух метрах. Когда автобус замер и дверь открылась она вышла и, проходя мимо моего окна, махнула мне рукой в какой-то смешной варежке и опять улыбнулась.
Больше я ее в парке не видел. Наверное, этот чертов НЛО все-таки прилетел. Прилетел, улетел. Мне-то какая разница?! Кто она такая, чтобы я о ней думал?! Она… Она – это Калифорния. Это редкость… где я теперь еще нечто подобное встречу? Кто она такая, эта Калифорния, чтобы я о ней думал? Калифорния – это там, где жарко…
Вместо предисловия
Возьмите меня с собой, туристы!
В конце 1970-х годов, в Москве, на ВДНХ был один очень интересный объект. Назывался он «Круговая кинопанорама», где каждые 20 минут начинался сеанс, а в зале не было ни одного стула! Зрителей запускали в зал и в ожидании чуда все сдвигались как можно ближе к центру. И чудо это появлялось. Совершенно круглый зал нырял в темноту и на всех стенах на 360º вокруг проявлялось изображение. На одиннадцати двойных экранах со стереозвуком зритель видел потрясающие пейзажи. Возникала иллюзия движения. Можно было смотреть в любую сторону, можно было даже ходить, правда, очень осторожно, иначе завороженные зрители могли сделать нельстительное замечание.