Дракон и норды, воистину, ни клан, ни мать таких успехов не
ждут. Тем слаще будет возвращение с трофеями. А ведь даже пленники
уцелели все, юнцы отогнали их подальше, а дракон, видно, счёл
связанную добычу скучной, чтобы на неё отвлекаться.
Шевеление под ладонью прервало радость шамана. Киарах напрягся,
приготовился вновь бить дракона, не понимая, как после прожарки
мозгов тот выжил, но…
Дракон был мёртв. Он не шевелился, он… растворялся? Чешуя тлела,
истаивала, обращаясь ярким светом, быстро превратившим
распластанный труп в подобие слепящего солнца. Киарах смотрел на
это, не в силах оторваться, даже двинуться, попытаться отскочить
подальше от непонятного явления, о чём кричал ему разум, но молчали
инстинкты. Что-то внутри него отзывалось на распад дракона. Что-то,
что держало на месте прочнее любых пут. Не страх, не чувство
вообще. Киарах думал, что знает себя вдоль и поперёк, но он не мог
понять, что с ним сейчас творится.
Когда сияние обратилось бесчисленными нитями белой энергии,
Киарах не смог и дёрнуться. Лишь стиснул зубы, ожидая боли от
впившихся в него нитей… которой не было. Только странное неприятное
чувство, что в его шкуру пытаются запихать что-то большое, много
больше, чем он есть сам.
Всё кончилось быстро. Плоть дракона испарилась, оставив голые
кости и россыпь чешуек на земле. Повисла тишина, которую будто даже
ветер боялся нарушать. Киарах не мигая смотрел на драконьи кости,
ощущая себя кожаным бурдюком, который вот-вот лопнет от избытка
воды, и пытался найти хоть какое-то объяснение хрени, что только
что с ним произошла.
Ответ пришёл с неожиданной стороны.
— Ты поглотил его душу! — пленный командир Братьев Бури смотрел
на шамана в шоке, неверии и величайшем отвращении, словно ступил
голой ногой в кишащую червями падаль. — Обливион тебя побери! Чтобы
Довакином оказался Изгой? Да хуже только талморец!..
Киарах за шкирку затащил норда под своды высокой пещеры и
поволок дальше — в самое её сердце. К матери. Настроение у Изгоя
было далёким от доброго, и он жаждал получить пояснения от той, кто
ведает больше, чем доступно знанию простого человека.
Когда норд впервые назвал Киараха Довакином, тот решил допросить
пленника позже, без лишних глаз и ушей. Как чувствовал, что ответы
ему не понравятся, да ещё после той непонятицы с драконом шаман
чувствовал себя дезориентрированным, хотел немного привести разум в
порядок. Помимо ощущения переполненности, которое не ушло даже
после сна, он начал улавливать в голове обрывки странных образов,
которые никогда не видел своими глазами. Синева неба, стремительно
несущиеся мимо горы, маленькие облачённые в шкуры точки. И имя —
Фелсакуур[2].