Гилберт изменился в лице, на его физиономии читалось удивление. А после он громко заржал, корчась от смеха. Я недоумевал от такой реакции.
– Это многое объясняет! Я-то всё гадал, как бездарность одолела двух магов?! А ты оказался сыном Чёрного Кузнеца! – успокоившись, проорал Гилберт.
Его реакция меня немного напрягала, но я ещё не понимал, как к этому отнестись.
– Я слышал о его кончине, прими мои соболезнования, – уже спокойным голосом сказал Гилберт. – А ещё я слышал, что он растил способного юнца, и представить себе не мог, что увижу его воочию!
– Ну... Спасибо, наверное... – не зная, что ответить, прошептал я.
– Раз такое дело, есть у меня для тебя работа.
– Что за работа?
– Завтра обсудим! Выспись хорошенько!
Гилберт ушёл, а Катерина проводила меня в комнату отдыха наверху. Я быстро провалился в сон. И приснилась мне Сима, вся покрытая липким сицилийским мёдом!
Глава 4 Оседлавший страх.
Выспавшись как следует, я спустился вниз позавтракать. Там же я встретил Гилберта, скупо держащего свою голову за столом. Он что-то бубнил себе под нос про молодость и продолжал ворчать, пока не пригубил кружку эля.
Позавтракав, он молча потащил меня за собой, не вдаваясь в подробности. Так он привёл меня к конюшне на окраине города, перекинулся парой слов с конюхом, и они повели меня в дальнюю часть конюшни.
Там я встретил огромную ломовую лошадь. Этому жеребцу было выделена большая часть конюшни. Весь чёрный, с алыми прядями на кончиках гривы и хвоста, статный, мощный, всем своим видом показывающий своё превосходство. Увидев наше приближение, он неодобрительно фыркнул и заострил на нас внимание.
– Слышал что-нибудь про Ригуа Скатах? – спросил меня Гилберт, указывая на жеребца.
– Ни разу... – удивлённый могуществом жеребца, признался я.
– Немудрено, это чрезвычайно редкая порода, – закряхтел старый конюх.
– Попробуй погладь его, – спокойно сказал Гилберт, скрестив руки на груди.
– Чего? – удивился я, но Гилберт лишь подтолкнул меня.
Медленно я стал подходить к коню. Пространства в конюшне было достаточно, но этот жеребец одной лишь своей осанкой показывал, что нам двоим здесь уже тесно. Однако я подходил ближе. А конь словно становился всё больше и больше. Лишь подойдя ближе, я понял, что конь в разы больше своих ближайших сородичей. И вдруг я осознал, что неосознанно веду себя чрезвычайно осторожно.