–
Живо!
Фельдшер поджимает губы. Я не имею права на него кричать. Он
классный фельдшер в чине коллежского секретаря, а тут какой-то
вольноопределяющийся. Леокадия приходит на помощь и кивает
санитарам. Те бегом несут раненого в операционную. Мы с сестрой
спешим следом. На счету каждая минута. Мне помогают облачиться в
белый халат и шапочку. Я надеваю кожаный фартук и мою руки.
Резиновых перчаток здесь нет, поэтому тщательно тру пальцы щеткой.
Ногти у меня обрезаны до мяса. Санитар подносит плошку со спиртом,
льет его на ладони. На лицо его написано неодобрение – спирту он
нашел бы лучшее применение. Но мне нет дела до его переживаний.
Растираю спирт, он сушит руки. В голове крутятся мысли. Что делать?
Провести дренаж по Бюлау не могу – нет троакара. Это инструмент для
проникновения в полости человеческого организма, выглядит как
стилет с трубкой внутри. Даже не знаю, изобрели ли их здесь.
Хирургический инструмент в лазарете скудный. Лезь в плевральную
полость скальпелем? Чревато. В голове что-то мелькает. Стоп! Я
читал о таком случае в мемуарах немецкого военного врача, который
служил в Вермахте. Он тогда оперировал русского военнопленного.
Вспоминаем…
Санитар завязывает у меня на затылке тесемки марлевой
повязки. Подняв руки вверх, вхожу в операционную. Леокадия уже там.
Стоит у операционного стола, так же подняв руки. Раненый лежит на
спине, прикрытый простыней. Беру склянку с йодом и обильно мажу
палочкой с ватой горло пациента.
Леокадия уставилась на меня. В глазах над марлевой повязкой
изумление. Не там мажу, не потребовал наркоз. Но здесь он долгий:
эфир капают на марлевую маску на лице больного. На это нет времени,
раненый все равно без сознания. А где резать, я знаю.
–
Так нужно, – говорю ей и беру скальпель. Делаю разрез под челюстью.
Брызжет кровь.
–
Зажим!
Леокадия ловко пережимает сосуды. Крючком оттягиваю край
раны. Что дальше? Чтобы сдвинуть ткани и дать выход воздуху, немец
совал в рану ножницы. Выбираю тупоконечные и толкаю. Из открывшейся
раны летят брызги крови. Выходящий воздух захватил их. Держу
ножницы и крючок, пока пациент сдувается, как воздушный шарик.
Уходит цианоз, кожа начинает розоветь. Леокадия смотрит на меня, и
я не могу понять, что в ее глазах. Похоже, одобрение. Оставляю
ножницы в ране, беру с подноса шприц с раствором кокаина (здесь его
используют как анестетик) и делаю два укола у нервных окончаний по
сторонам шеи. Если раненый очнется – болевой шок гарантирован. Нам
этого не надо. Беру гуттаперчивую маску, кладу ее на лицо пациента
и открываю вентиль баллона с кислородом. Газ пошел. Теперь можно
заняться ранением в грудь. Извлекаю ножницы и беру хирургическую
иглу с ниткой. В несколько стежков зашиваю рану на шее. Леокадия,
догадавшись, разрезает повязку на груди пацента. Молодец, недаром
ее Карлович ценит. Дальше привычная работа. Резекция ребер,
извлечение осколка. Ушиваю легкое, послойно – ткани. Пока вожусь,
Леокадия контролирует пульс и дыхание больного. По ее глазам видно,
что они в норме.