— Ну тогда продолжим, — заявляет Морозов и убирает корочку
обратно в карман, — так кем ты там говоришь представился? — он
снова обращается к Пете, — Гордеем Пруйцевым?
Петя кивает.
— Выходит, что у нас здесь другая статься нарисовывается,
намного тяжелее той, что мы предполагали. Это же сорок четвёртая
статья уже уголовного кодекса, парень. Представление себя как члена
знатного рода, если ты им не являешься, очень тяжкое преступление.
До десяти лет лишения свободы. Ты же в курсе? Точно не хочешь
отделаться титулами твоего друга? — он переводит взгляд то на меня,
то на Петю и внимательно ждёт его ответа.
Петя сейчас жертвует собой. Он готов отдать десять лет своей
жизни за своего друга. А что же я? Стою как истукан и не могу
ничего сделать. Смотрю, как мой друг прыгает грудью на амбразуру.
Так нельзя. За свои ошибки я буду отвечать сам.
— Нет! — восклицаю я, — я обо всём знал! Не представлялся он
никем! Я сам с ним заговорил. Это полностью моя вина.
— Вот это да, — восклицает Морозов, — двое нарушителей закона не
каждый себя пытаются выгородить, как это обычно происходит, а
друг-друга! Ты это видишь, Ковалёв? Или я сплю?
— И правда, ситуация один на миллион, — посмеивается Ковалёв, —
редко так бывает.
— Ну, раз вы выгораживаете друг-друга и каждый из вас берёт вину
на себя, значит наказание получит каждый, — ехидно улыбается
Морозов, — составляем протокол.
Пока полицейские оформляют бумажки на планшете я отвожу Петра на
метр от них, наклоняюсь и говорю тихо, чтобы они не слышали
нас.
— Петь, ты в своём уме? Десять лет хочешь отсидеть ни за что?
Позволь мне взять вину на себя? — я уговариваю друга уступить.
Не хочу, чтобы это было на моей совести. Каким я буду после
этого человеком, если позволю этому совершиться?
— Неее, — тянет Петька и качает головой, — сейчас вашу семью
лишат последних титулов и вы вообще упадёте на дно. И потом никакое
чародейство или магия тебе не помогут. Вылетевшие из знати, обратно
не возвращаются. Хоть таких прецедентов не было никогда, но я
слышал, что это так.
— И что ты предлагаешь? Потерять кучу лет молодости во имя моей
семьи? Ты в своём уме? А как же твои родители, твои родные? Как они
к этому отнесутся? Они же проклинать будут мой род. Да и не могу я
так с тобой поступить, — я настаиваю на своём, но Петя не
унимается.