Нелицеприятный. Том 1 - страница 40

Шрифт
Интервал


Я понимаю отца. Может быть не совсем принимаю, но мы мужчины, мы так мыслим. Женщинам трудно понять наши мотивы.

— Отец говорил, чтобы я никогда не оправдывался, — я смотрю на мамино поникшее лицо и продолжаю, — и признавал свои ошибки сразу же. Наверное, по такой логике, я бы ещё добавил, что не нужно давать обещаний, которых не можешь выполнить. Поэтому я не буду тебе обещать, что всё будет точно так, как хочешь ты, — мама продолжает внимательно меня слушать, — но я могу тебе пообещать, что я сделаю всё, что в моих силах. Это всё, что я сейчас могу. Наверное, тебе этого не достаточно, но...

— Мне достаточно, сынок, — мама слегка улыбается, сквозь переживания и берёт меня за руку, — ты у меня такой доблестный и храбрый. Я тобой всегда гордилась, горжусь и буду гордиться, — она кладёт мою ладонь между своими и крепко сжимает, — прости материнское сердце за излишние переживания.

— Всё хорошо, мам, — второй ладонью я накрываю её руки, — я тебя понимаю.

— Ну что вы там так долго? — на кухню внезапно заходит отец и видит нас, — всё время так долго кушаете.

Мама быстро отпускает мои руки и делает шаг назад. Отец недовольно смотрит на нас.

— Мы уже закончили, — говорю я.

— Опять ты с ним сюсюкаешься? — грозно спрашивает отец, — ему не пять лет, Кать.

Мама молчаливо отводит глаза в пол. Я следую её примеру. Она уважает отца и дорожит им, хоть и не понимает порой его принципов.

— Пошли, — он зовёт маму, — поговорить надо.

Она молчаливо уходит за ним и я остаюсь наедине с собой на кухне. Сейчас два часа дня и я совершенно не знаю, чем себя занять оставшуюся часть дня.

Внезапно, на кухню заходит тётя Клава.

— Илюша, ты поел? Вкусно было? — слегка улыбаясь, спрашивает старушка.

— Да, спасибо большое, — я искренне благодарю её.

Я хочу выйти из кухни и наконец, полностью осмотреть дом. Ведь мама сказала, что это очень старый дом наших предков. Но тётя Клава меня останавливает.

— Вот и хорошо. Я думаю, пора тебе бинты поменять, — она проходит к раковине и набирает воду, — обработать ожоги.

Ожоги? Ах да, отец ведь сказал, что на мне загорелись доспехи в прошлый раз. Вот почему руки так сильно болят.

— Хорошо, — соглашаюсь я, — где это лучше делать?

— Пройти в свою комнату, пожалуйста, — отвечает женщина, — я сейчас приду к тебе.

Я делаю, как она говорит. Захожу в комнату и ложусь на кровать. От расслабления мышц всего организма они начинают жутко ныть. Я тыкаю пальцем в мышцы ноги, руки и груди. Они будто каменные. Мышцы настолько забиты, что вообще не расслабляются. Сколько же я тренировался практически до потери сознания, чтобы они стали такими? И что я вообще делал помимо тренировок? Ведь вероятно, что я только и делал, что тренировался и отдыхал.