– Эйвер Дашер! – моментально раскусила меня Эммели. – Ты не
получишь итоговую «Б» пока не напишешь и не сдашь три эссе, плюс
испытательную филиппику или панегирик на тему по своему
усмотрению.
По ораторскому искусству не было экзаменов в конце учебного
года. Рейтинг выставлял препод по личному мнению, учитывая работы и
оценки за весь год. Так что для пересдачи несогласных с оценкой
начиналось «долгое глотание пыли» с запросом директору, созданием
комиссии. Филиппика – гневная речь, панегирик – восторженная.
Список тем задавала преподавательница.
– Ах, мисс Панкхёрст. – вздохнул я под грузом учительских
принадлежностей. – Теперь мне страшно даже спросить вас об рейтинге
«А».
– Ха-ха-ха. – рассмеялась она звонким колокольчиком.
Тут я почувствовал в воздухе некоторое напряжение. Потом
разглядел за стопкой тетрадок, возвышавшихся выше моего носа,
Глэдис со свитой. Картина Джошуа Рейнольдса, холст, масло:
«Королева жужжа, осматривает свои владения и казнит всяких
беззаботных тлей.»
– Этот молодой человек смеет вам мешать, Эммели? – угрожающе
спросила школьный препостор у преподши.
Она могла так запросто спросить. Панкхёрст репетиторствовала до
гимназии на дому у Глэдис: сначала обучала нашу принцессу, теперь
её младшего брата. Глэдис даже пару раз вела занятия за Панкхёрст.
Да кто бы сомневался в её способностях.
– Миледи Глэдис, – обратился ласково к ней. – Не далее, чем как
вчера, я переродился цельной личностью. Осознал себя кирпичиком
грандиозной империи. Творческой глиной, из которого история может
вылепить великого деятеля. Все мои чаяния связаны с работой над
собой в этом направлении. Прошу вас дать мне наставление!
Хотелось бросить тетрадки вместе с тубусом, расставить ноги
пошире, ударить кулаком в раскрытую ладонь и вскричать громко
«Оссссс!». Но боюсь такой перфоманс никто не поймет.
Эммели Панкхёрст, прекратив смеяться, даже с каким-то неверием
посмотрела на меня.
– Дикция «В», логика «Д», артистизм «А» – оценила хмуро Глэдис.
– Продолжай заниматься.
И гордо упорхнула прочь.
– Для начала, Эйв, переделай свою работу по речи Робеспьера по
отмене смертной казни. –Эммели Панкхёрст была более конкретна. –
Что за невнятный лепет про софистику и популизм? Да все знают, что
через полтора года Робеспьер оправдывал убийц «врагов свободы». Мы
же не о личных качествах этого деятеля рассуждаем. С трудом
поставила «В», только за знание истории.