Я была в лагере вторых. Просто видела, чего он любит и кого ищет для себя.
Именно поэтому я всегда ускользала от Самойлова, не попадалась ему на глаза, пряталась.
Особенно, если видела его, идущего в окружении своры его шавок…
Я знала, что если вдруг взгляд Самойлова упадёт на меня и он захочет меня в свою коллекцию – никто его не остановит. Хотя и предполагала, что я для него не представляю ровно никакого интереса.
Я старалась быть незаметной, но гесмотря на это, прекрасно училась, отличалась примерным поведением и тем, что всегда была одарена благосклонностью даже самых строгих преподавателей.
В конце концов, я была влюблена совсем в другого человека.
Но всё рухнуло в тот день, когда случилось то, чего я больше всего боялась – я попалась Самойлову.
- Аня!
- Я здесь, - ответила я тихо, заходя в огромную, чистую и модную до рези в глазах столовую.
Дом Самойлова – это холодные тона, отчужденный стиль хай-тек в интерьере и всё самое дорогое от первой до последней детали.
Я прихватила пальцами рукава своей бежевой водолазки и потянула вниз – Самойлов ненавидел, когда кто-то кроме него видел синяки, оставленные им же самим. На моей бледной коже они отпечатывались очень легко, а тут было полно обслуживающего персонала, который очень умело делал вид, что не болтает за спинами. Так умело – не придерешься.
Но и Самойлов, и я, оба будучи из состоятельных семей, прекрасно знали, что не бывает тех, кто не болтает. А сплетни всегда растут быстро и в больших количествах, как сорняки.
Не знаю, правда, чего он боялся. Его репутация была известна всем и каждому, но он по-прежнему пытался хорохориться. Жалкий петух.
- Доброе утро, - произнесла я, подходя к длинному столу. Мой голос чуть дрогнул.
Я опустилась за стол напротив мужа. Он всегда выглядел щеголем: стильная одежда, часы, браслеты, модная укладка. У Кости были черные волосы, глаза – карие. Пронзительные глаза, жестокие, умеющие изъедать душу другого. У Самойлова были ровные черты лица, бледная кожа, почти такая же бледная, как у меня. Он был привлекателен, и женщины любили его. Даже слишком – ложились под него по щелчку пальцев. Он же прикладывал все усилия, чтобы ни одна из них не забеременела. Самойлов считал, что родить ему ребенка должна незапятнанная связями, чистая и прилежная девушка. Та, которую он решил сделать своей женой. Та, которая должна была тащить на себе тяжелое бремя брака с ним, мучаясь от всех кошмаров его деспотизма, которого он обрушивал на неё.