То есть я.
Ко всему прочему, я должна была быть примерной, нежной, неиспорченной прожженным миром богачей, скромной и красивой женой-паинькой. Ухоженным, но без всякого излишества нежным цветочком. Я должна была слушаться его, спать с ним, когда он прикажет, закрывать глаза на его измены, срывы и применение силы по отношению ко мне.
Но главное – я должна была родить ему ребенка.
Проводил он со мной ровно четыре ночи в месяц. Перед этим проходя обследования на предмет своей чистоты. Самойлов, конечно же, целиком и полностью обеспечивал меня. О моей работе не могло быть и речи. Чудом я успела окончить университет, прежде чем мой отец полностью разорился.
Самойлов так же целиком выплатил долги моего разорившегося отца, которого он же сам и разорил. Мой папа умер меньше, чем через год после случившегося краха. К моему счастью и по моей инициативе, моей матери очень вовремя удалось сбежать с помощью её сестры. Иначе бы он добрался до неё и сделал бы ей очередным рычагом для давления на меня.
Впрочем, от моей души, внутреннего здоровья и спокойствия почти и так не осталось живого места. Он переломал меня ровно настолько, чтобы я не сошла с ума окончательно и при этом могла родить ему здорового ребенка.
***
- Доброе утро, моя Аня.
Самойлов протянул руку, жестом призывая меня вложить свою ладонь в его. Я повиновалась. Как и всегда, полностью отключив всякие эмоции.
Думаете, я не пыталась бороться? Не пыталась бежать?
Как бы ни так. Первый мой неудавшийся побег окончился тем, что я оказалась в больнице, испытав на себе гнев Самойлова в полной мере. В самой дорогой и навороченной больнице коридор к моей палате был устлан цветами и воздушными шарами. Туда он приезжал встречать меня после выписки: весь с иголочки, в самом дорогом костюме, в черном пальто, весь лощеный и сногсшибательный. Обнимал, целовал мои ладони, носил на руках.
Это якобы он так переживал, что я попала в передрягу, где меня изнасиловали и избили. Дома, так как это всё сделал именно он, Самойлов действительно просил прощения за все эти зверства. Прижимал меня к себе, словно хищник, прижимающий к груди свою добычу-игрушку, шептал, что я сама виновата, что ведь я сама подвела его к этому, что я его не люблю, что пыталась оставить его одного бедного и несчастного.
Поэтому он так ОТРЕАГИРОВАЛ.