Впрочем, кого это
волновало пятьдесят лет назад, поймал он себя на мысли. Судя по
рассказам родителей, в полумифическое советское время церковь особо
не уважали… и то, что творится здесь – ещё одно тому
подтверждение.
Главный зал
представлял собой гниловатые балки и никакого намёка на пол. Всё
заросло травой, идти было сложновато. Одно хорошо – сверху ничего
не свалится, потолка-то нет…
Мишка поднял голову
– судя по всему, тот самый иконостас, украденный фашистами, был как
раз здесь, отделяя алтарь – сейчас это делала нелепая белая
кирпичная стена. Где он сейчас? А кто его знает. Может, лежит
где-то в окрестных болотах. А может, сложен в погребе какого-нибудь
заброшенного дома…
А вот теперь видно,
почему нет колокольни. Звонницей служит часть передней стены, прямо
над дверью – тут есть длинные прорези, в которых наверняка раньше
висели колокола… Входных дверей нет, впереди крыльцо, спускающееся
на заросшую прошлогодней сухой травой полянку – Маша уже там,
щурясь на солнце, зарисовывает в блокнотик фасад…
Проходя под
звонницей, Мишка задрал голову – кирпичная кладка на потолке вовсю
ползла, того и гляди, обвалится… Колокола… Да, тут они и были. И
звонили – боммм… боммм…
Мишка
вздрогнул.
Это не звон –
откуда тут взяться звону. Это зуд, тот самый зуд, что он чувствовал
в том доме, у дыры прохода!
- Маш, - негромко
позвал он.
Девушка оторвалась
от блокнота, удивлённо посмотрела, прикрывшись рукой от
поднимающегося солнца.
- Подойди сюда,
пожалуйста…
Маша легко взбежала
по обомшелым ступенькам крыльца:
- Что
случилось?
- Ничего… не
чувствуешь? – и, немного помедлив, Мишка взял девушку за руку. Маша
инстинктивно хотела выдернуть руку, но тут же вздрогнула:
- Проход?
- Не знаю, -
тихонько сказал Мишка. – ощущение похожее… Давай вместе
посмотрим?
Но ничего похожего
на «чёрную дыру» в разрушенной церкви не нашлось, хотя зудящее
чувство не отпускало, становясь сильнее всего в районе звонницы.
Вдобавок находиться внутри крытых частей было страшновато –
казалось, вот-вот со свода рухнет кирпич.
- Ребятки, что это
вы там делаете?
Мишка аж вздрогнул
от надтреснутого старческого голоса – ему уже казалось, что они с
Машей тут одни. Старушка – та самая, в деревенской одежде, что
сидела на лавочке, стояла на дороге, за низкой каменной оградой.
Вторая старушка, в тренировочном костюме, удалялась по дороге вдоль
погребов, в сторону явно более новых домов – значит, разговоры
закончились, и «местная» бабулька обратила внимание на новых
приезжих.