— Они отыскали нашего покойного кюре, выяснив, что он вовсе не
кюре, а их бывший подельник! — сказал Штольман.
— Нет, — покачал головой Поль и улыбнулся. — Тут самое
интересное: им позвонили и сообщили об этом.
— Позвонили? Апашам нынче можно звонить? — поразился Штольман,
который тем не менее думал, куда приложить новую информацию.
— Конечно, — усмехнулся Поль. — Это тебе не во времена нашей
молодости. Это мы с тобой по подворотням гонялись за ворами и
убийцами, а нынче у преступников все культурно. Резиденция имеется,
телефон, провели. Синематограф завели, представляешь?
— Удобно, — оценил Яков. — Вывеска на резиденции что гласит:
кабаре или бордель?
— Бери выше, — еще шире растянул губы в улыбке Мартен. — Клуб
любителей поэзии.
— Да ты что? — покачал головой Штольман. — Там заседают те, к
кому не придерешься? Чисты аки слеза и невинны, как новорожденные
младенцы?
— Чище и невиннее, — развел руками помощник префекта. — Все обо
всем знают, но именно туда можно идти, чтобы хоть что-то решить и
добиться каких-то нормальных результатов. Не будь этого клуба,
среди апашей наступила бы анархия и столица погрузилась бы в
непрекращающуюся череду насилия. Полиция не удержала бы их
самостоятельно.
— Это уж как водится, — проговорил Яков. — Поль, я полагаю, что
мне нужно задать еще несколько вопросов фигурантам дела и можно
будет делать предположения. Ты ведь понимаешь, что донес апашам
тот, кто понимает, кто это такие, кто знал, что покойный кюре мог
бы быть им интересен, кто элементарно знал, куда именно звонить.
Есть у меня некое подозрение, но я хотел бы проверить кое-что. Ты
можешь передать мне опись драгоценностей, украденных в том самом
ювелирном магазине на Сите, с хозяином которого мы с тобой говорили
месяц назад.
— Магазин господина Озени? — удивился Поль. Как они перескочили
от звонка апашам и убийства кюре к крупной, но все же краже, далеко
от этого района? — Конечно, я пришлю тебе. Там довольно
внушительный список.
— Да, я бы хотел проверить свою память, — сказал Штольман. — Я,
пожалуй, знаю, кто именно позвонил апашам, но хочу подтвердить свою
догадку.
Аня и Поль уставились на него с одинаковым восхищением, только к
Аниному еще примешивались гордость и любовь, а к восхищению Поля —
изрядная доля удивления. Нет, к образу мыслей своего друга он
никогда не привыкнет!