Не менее интересными были и занятия по Защите от Тёмных
Искусств. Профессор Рудольфус Лестрейндж, конечно, не показывал нам
сходу Непростительные и не заставлял писать трёхметровые эссе про
оборотней, но слушать его рассказы об опасностях волшебного мира,
подстерегающих, если верить бывшему Пожирателю Смерти, любого юного
волшебника буквально на каждом шагу, было ничуть не менее
интересно, чем Флитвика. К тому же, профессор Лестрейндж не только
говорил, но и спрашивал, всегда выслушивая мнение ученика, даже
если оно было похоже на горячечный бред, и мягко направлял в нужную
сторону, если это требовалось. К практике, само собой, мы не
переходили, пока больше обсуждая бытовые вопросы, но один доклад я
уже успел подготовить и выступить перед классом, знакомя как себя,
во время подготовки, так и однокурсников с проблемами, возникающими
с волшебной палочкой. Тема увлекла меня настолько, что весь урок мы
обсуждали именно её, хотя обычно профессор отводил на доклад лишь
половину времени.
А вот История и Теория магии шла исключительно в лекционном
формате и никак иначе. Да, лектор Шеппил подавал материал намного
лучше призрака Бинса — да кто угодно подаст материал лучше — и так
же много показывал разного интересного с помощью иллюзий, совсем
как лектор Доу на Естествознании. Мы неспеша изучали развитие
магического общества планеты, начиная от самых пещерных людей и
первых цивилизаций Египта и Месопотамии, а также их представления о
магии и том, как колдовали тогда. Спешить в этом плане было некуда,
впереди ещё пять учебных лет, и до современного положения магов на
планете, включая неудавшуюся магическую террористическую революцию
на отдельно взятой Британии, тоже рано или поздно дойдём.
А вот обещанная в первый день внеурочная работа пока начаться
просто не могла, пусть всех первокурсников и распредили по
предпочтениям спустя неделю. Гарри и Гермиона, пользуясь моим
советом, на лекциях записывали всё, что говорили лекторы, и активно
работали на немногочисленных практиках. Видя то, как на старания
нашей троицы реагируют преподаватели, все остальные, без единого
исключения, когтевранцы тоже стали проявлять себя. Возможно, именно
это помогло нашему факультету стать единственным, кому внеурочную
деятельность распределяли индивидуально, то есть посредством
личного общения с первокурником на предмет более чёткого
обозначения интересов. Я, вообще не думая о последствиях — а какими
они вообще могли быть, эти последствия? — заявил, что хочу стать
Боевым магом. Мне разрешили, тем более, что нас таких аж
четырнадцать человек набралось. Большинство, а именно восемь,
правда, были гриффиндорцами, но по двое с других факультетов
разбавили их красно-золотую компанию.