— Вот по этому пункту я совершенно с тобой
согласна.
— Слушай, а что можно сделать с сырой рыбой? —
задумчиво спросила она, — Если ее жарить или варить, то запах будет
на весь лагерь.
— Так посолить можно, а потом с хлебушком кушать, —
ответила я.
— Да? Знала бы — сама уперла, — вздохнула Леся, —
Красную рыбку с хлебушком я люблю.
Я быстро умылась и расчесалась. Позвала Шелби. Тот
нарисовался рядом в сеточке для волос, шелковом халате, мягких
тапках с маленькой чашечкой кофе в руке и профитролем в
другой.
— У тебя совесть есть? — спросила я, — У меня тут
спартанские условия, а он кофеи распивает и пироженки
жрет.
— Утро надо начинать с позитива. Проговаривай
аффирмации с утра, заряжай себя на целый день. Надо думать о
хорошем, мечтай правильно, и твои мечты сбудутся, — начал он мне
вещать с блаженной улыбкой.
— Ты на курсы Блиновской что ли ходил? — хмыкнула я,
— Или еще какого инфоциганина по дороге сюда
встретил?
— Не нужно негативить с утра, — бес высокомерно на
меня посмотрел.
— Не буду, — согласилась я, и выдернула у него из
рук чашку ароматного кофе и откусила кусок от
профитроля.
— Куда? Я еще не принял свою порцию
кофеина!
— Все вопросы к Блиновской, — хмыкнула я и отпила
кофе. — Проговаривай аффирмации, настраивайся на позитив. Скажи ты
мне, друг любезный, кто спер рыбу?
— Вон те две пенсионерки, — сказал Шелби, кивнув в
сторону домика двух тетушек.
— Им ночью не спалось. У Маришки храп залихватский,
и они посетили кухню. Рыбу утащили к себе. Разделывали ее в
кустах.
— Как интересно, — улыбнулась я. — А колбасу кто
спер?
— А колбасу он сам сожрал. После того, как
полицейские уехали, Аркашка достал коньячку и усугубил его вместе с
колбаской.
— Вот алкаш проклятый.
— Точно, проклятый, — рассмеялся он. — Леська на
него проклятие наслала — спотыкалочку. Теперь везде спотыкаться
будет, пока чего-нибудь не сломает или ногу не
вывихнет.
— А почему Леська чернушница? — спросила
я.
— Не знаю, — пожал Шелби плечами, забирая у меня
пустую чашечку из-под кофе, — На ней черные пятна, как на тех, кто
не брезгует черной магией. Чего она там делает — я не знаю, и знать
нет ни малейшего желания.
— Ясно.
— Больше я не нужен? — спросил Томас, откусывая
кусочек от фарфоровой чашечки.
— Пока нет.
— Ну, тогда адью, май лав, и про аффирмации не
забывай, — он помахал мне ручкой от чашечки и
исчез.