Но в какой-то момент я обнаруживаю себя в объятиях Офицера: он
спрашивает, когда же? И я говорю: вот Лисовский уезжает в столицу.
Стало быть, завтра.
И когда наступает завтра, и отец уезжает, я сижу в своей комнате
и вою от ужаса. Я сделала это. Смогу ли я теперь жить?
— Успокойся, — говорит мне Офицер. – Всё будет хорошо. Давай
выпьем!
И я снова пью – так, чтобы к вечеру мне было дурно, чтобы
смеяться тупым шуткам, чтобы танцевать и кидаться снежками, чтобы
на утро было так тошно, что голову от подушки не оторвать. И снова
по кругу: пить, смеяться, страдать от похмелья.
А отец между тем возвращается. Я знаю, как работает «зеркало» и
вижу все его признаки: он угасает на глазах. Больше не улыбается.
Забывает элементарные вещи. Молчит.
«Зеркало» – своеобразное проклятье. Оно всегда действует в
направлении магии. Его не видно по ауре. Человек кажется совершенно
нормальным, ну разве что усталым или грустным. Но косвенные
признаки есть. Огневики мерзнут. Ледяным магам, наоборот, жарко.
Водников мучает жажда, воздушникам душно, ну и так далее. А
менталисты утрачивают эмоции. А самая большая опасность заклятья –
что тот, на кого оно наложено, обычно понимает что-то в лучшем
случае на последней стадии.
И да, Зеленов – маг, помощник отца, живущий в нашем доме, ничего
не заметил, да оно и понятно. Мальчишка он.
В тот день, когда я поняла, что всё – конец близко, я решилась.
Спасти отца уже не успеют. Ну так и мне не жить. Написала
чистосердечное признание, запечатала. Надо будет на почту отнести.
Наверное, если бы Лисовский умер сразу, не было бы так страшно. Но
видеть это угасание и знать, что я могу предотвратить трагедию –
тут никаким вином вину не запьешь. Но я пытаюсь: еду с Георгом и
его друзьями в ресторан, зная, что когда я вернусь, всё будет
кончено.