Мою идею она восприняла с энтузиазмом – если не сказать с восторгом.
- Здорово, Сонь! Мы с Валиком пару раз были в таких антикафе. В одном котики, в другом просто приятно посидеть. Только надо какую-то свою особую фишечку придумать, а то их уже много развелось по всему городу. Ты эскизы сделай, а проект я потом подготовлю потихоньку. Ведь время есть?
- Время-то есть, но проблема в том, что надо будет получить согласие всех собственников. А если они упрутся?
- А если они упрутся, говори, что тогда продашь квартиру маленькой узбецкой семье из пятидесяти человек. Или компании наркодилеров. Или девушкам с низкой социальной ответственностью.
- Причем все это может быть в одном флаконе, - добавил Валик. – Пятьдесят узбекских девушек и наркодилеров. Маленькая семья, да. И никто тебе не запретит. По документам добросовестно продала одному добросовестному покупателю. И умыла руки. А дальше он может там хоть бордель устроить, хоть наркопритон, хоть резиновую квартиру для мигрантов, это уже не твои проблемы.
- Случай, а чего Кирюха-то? – запоздало удивилась Лида. – Не смог? Логично было бы ему тебя постеречь здесь.
- Кончился Кирюха, - вздохнула я, потому что мозоль, несмотря ни на что, болела. Отношения рвать всегда непросто.
- Блин… И кто кого уволил? Надеюсь, ты его?
- Я.
- Сонь, ну и молодец, - она обняла меня, а Валик покивал согласно. – Не переживай. Он правда мутный какой-то. Я тебе не говорила, но…
Прекрасно! Никто мне не говорил, но все считали, что он мутный. Кроме меня. До поры до времени. А теперь я тоже была с этим согласна.
- Хочешь, Сонь, я тебя с друганом познакомлю? – предложил Валик. – Мы в одной смене в банке. Нормальный парень. Мужикатый немного, но зато хозяйственный.
- Отстань от нее! – потребовала Лида, пока я соображала, как бы повежливее отказаться. – Это ты про Рубилова, что ли? Ты чего, он на двоих детей алименты платит! Сонька себе получше найдет. Вот у тебя днюха будет, пригласим побольше неженатых.
- Ребят, - рассмеялась я, - спасибо, конечно, но не надо пока. Я ж не старая дева, у которой часики тикают.
- Часики у всех тикают, - возразила Лида. – Мы с тобой и так уже потенциально пожилые первородящие. Чего ржешь? Они так в роддомах называют тех, кто старше тридцати. Нет, даже двадцати семи. Или двадцати восьми? Короче, Маринка в двадцать восемь рожала, ее точно так обзывали, она говорила.