Входит Катя Скворцова. Все смотрят на
неё, и улыбки тают, как первый снег на ярком солнце.
– Что? – спрашивает посерьёзневший
доктор Лебедев.
– Артур Куприянов, – печально
произносит старшая медсестра.
В гробовой тишине коллеги по одному
покидают кафе. Все идут обратно в клинику. Даже те, у кого
закончилась смена.
***
– Скажи, когда прекратится вибрация,
– Маша проводит тест на чувствительность.
– А как поджелудочная? – спрашиваю
подругу. Голова после наркоза ещё не слишком хорошо соображает, но
так важно узнать, насколько я осталась цела.
– Хорошо. Не задета. Все твои
внутренние органы, к счастью, совершенно не пострадали. Ну, как
вибрация?
– Вот здесь.
– Отлично. Чувствительность нижних
конечностей сохранена. Тебе повезло, Элли, – говорит Маша, но
почему-то голос у неё совсем не радостный. К тому же смотрит она
куда-то в сторону.
– Я знаю, – отвечаю подруге. –
Спасибо.
– Не меня надо благодарить. Тебя
спасли Вежновец с Заславским.
– Их поблагодарю отдельно, – слабо
улыбаюсь.
– Теперь проверим мышечную силу.
Подними ногу.
Выполняю просьбу.
– А как Артур? – спрашиваю.
– Давай-давай, поднимай, – игнорирует
Маша мой вопрос.
Получается с трудом.
– Больно, – говорю, чуть прикусив
нижнюю губу.
– Я знаю. Теперь сопротивляйся
давлению, держи, – она упирается ладонью мне в голень.
Тоже получается с большим трудом.
– Хорошо, – оценивает Маша мои
старания.
– Спина болит страшно, – говорю
ей.
– Я знаю, введу ещё обезболивающего.
Послезавтра уже сможешь ходить.
В палате повисает пауза, во время
которой вспоминаю, что Маша так и не ответила про Куприянова.
– Артур умер, да? – спрашиваю
подругу. Во мне всё замирает в ожидании ответа.
Маша смотрит на меня несколько
секунд, потом отводит взгляд. Она может больше и не говорить
ничего. Сердце словно останавливается, и какое-то время
перехватывает дыхание. Я смотрю в стену и ощущаю, как слёзы сами по
себе бегут по щекам, падая на подушку. Становится страшно
одиноко.
***
Доктор Береговой подходит к
ординаторской. Вход в неё преграждает сигнальная лента, которая
гласит, что внутрь заходить нельзя – это место преступления. Внутри
срабатывают раз за разом вспышки фотоаппарата. У двери стоит
сержант и следит за тем, чтобы в помещение не могли проникнуть
посторонние.
– В первой травме нужен тонометр и
две дозы первой отрицательной, – слышится голос старшей медсестры.
Она разговаривает с кем-то из подчинённых. Увидев Данилу, задумчиво
стоящего около второго входа в ординаторскую, походит к нему.