Меня, кстати, на удивление, никто больше не трогал. Уже два
месяца мне лишь приносили еду, раз в неделю ебучий Фонарщик
сопровождал меня в душевую, где давал одноразовую бритву и мыло. Ну
а когда я возвращался в камеру, то видел новое постельное,
состоящее из двух простынь и наволочки.
В первый раз, я чуть не поседел, так как изначально хотел
оставить лезвие под матрасом, но потом передумал и просто незаметно
положил его за туалет, ожидая, что там будут искать в самом
последнем случае. Впрочем, так и было, и скальпель остался не
тронутым.
В целом, за два месяца я даже привык к такому распорядку. Особое
удовольствие доставлял тот факт, что меня просто оставили в покое.
Но ничто не может длиться вечно, и в один день случилось то что
случилось.
*
«Обнаружить свой гнев и ненависть на лице и в словах
бесполезно, опасно, неблагоразумно, смешно, пошло. Проявлять гнев
или ненависть можно не иначе, как на деле.» — Артур
Шопенгауэр
— СУКА!!! Чтобы ты сдохла, тварь!!! — бессильно ярился я,
разбивая в кровь кулаки о бронированную стенку.
— НЕ-Е-Е-Т!!! А-а-а… — безумные вопли Тима, из-за двери напротив
вгоняли меня в бешенство, а отвратительный запах горящей плоти и
паленых волос, казалось бы, навсегда отпечатался в воспоминании,
как и ненавистный голос недобитой нацистки.
— Кто это тут у нас… Еще один дефектный образец, — из-за тяжелой
двери донесся веселый голос.
— Войди сюда, и ты узнаешь, шлюха ты ебучая!!! — использовал я
все ругательства на английском, которые мог.
— А я ведь действительно могу зайти, — спустя некоторую паузу,
уже другим голосом произнесла «супергероиня», а я беспомощно застыл
на месте, отчаянно сжимая в кулаке бесполезный скальпель.
Ярость исчезла, оставив после себя только лишь животный страх
перед новой порцией боли, или смерти, от которой меня отделяла
вдруг показавшаяся такой тонкой дверь.
— Хороший песик, — удовлетворенно произнесла женщина, так и не
дождавшись ответа, и по коридору зазвучало цоканье каблуков. Когда
Штормфронт ушла, я медленно сполз по стенке вниз. В глазах стояли
непрошенные слезы.
— Тварь… — еле слышно шепнул я, плавая в океане вины и
отвращения к самому себе. Кулак вновь оставил кровавую отметину на
двери. Даже понимая, что в этой ситуации все что я мог — это
бесполезно подохнуть, такая несправедливая, мучительная смерть
человека прямо рядом с тобой… Это было просто невыносимо. Стоять
здесь, и ничего не делать… Психованная сука! Простая прихоть, и
человека с его мечтами и желаниями просто стерли… Сейчас я как
никогда понимал Бучера, в его жажде мести. Осознавать, что будь
даже дверь открыта, и у меня было любое оружие на выбор — и все
равно это кончилось бы также, как и сейчас — просто невыносимо.