- А мы
вашего грозного вервольфа уже арестовали и сдали в тюремную камеру
в жандармском управлении. Вот!
В этом
тарараме, как в сломанном механизме, где люди, как частицы, всюду
валялись, стояли и бестолково блуждали, раздались ответные
недовольные слова Николая Павловича:
- Как же вы
это так, не сообщив, тем более, с нами не согласовав? Император
самодержавный я или кто?
Собственно,
отвечать на такой вопрос императора и не требовалось. Это были
своего рода властные ключи-заклинания к магическому механизму
бюрократии. Несколько слов и человечки снова начали с оговорками, с
недоуменными взглядами на сановников, ноработать. Еще добавить несколько сердитых, чиновных
взоров монарха, и все, механизм заработал. Людишки чинами по менее
побегали, чинами по крупнее – заскреблись, расписывая, рисуя и
чертя. Только главный мозг этого бюрократического монстра все равно
пока не работал, находясь в полном параличе из-за шокируемых
вестей.
Николай
Павлович практически по-родственному подозвал свою как бы дочь
Елену Федоровну. Если бы это происходилов полиции, или, не дай бог, в жандармерии, то такая
беседа называлась бы следственный допрос. А так это всего лишь
оказался разговор по душам. И заодно педагогическое наставление
новому поколению. Император же полагал, опираясь на слова
прелестницы, что это будет всего лишь принятие пищи в трактире. А
они что натворили?
Александр
Христофорович же проводил разговор с князем более жестко, хотя и
по-дворянски вежливо и осторожно.
Константин
Николаевич, голубчик, что же вы так, - почти причитал он, - мы уже
икрасивый план разработали по
всей России, темпы ускорили и ассигнаций худо-бедно по ведомствам
наскребли на эту операцию. Две таких крупных и сильных организации
в России – жандармский корпус и министерство внутренних дел –
начали работать, сотни тысяч человек по всей стране трудятся в поте
лица.
И тут вы
пролезли. Без малейшего согласования, даже слова единого не
проронив, сорвали весь полный цикл мероприятий. Вы как хотите, но
это так просто отпускать вам нельзя. Я буду настаивать, чтобы вы
незамедлительно получиливысочайший выговор!
Бенкендорф
возвысил голос, внимательно глядя на подчиненного – понял ли хоть
промах? Усвоил ли сентенцию начальства? Или надо еще продолжать
наставительный разговор? Эх, зеленная молодежь!