А
Константин Николаевич с высоты обоих жизней в душе так не думал, но
только укоризненно кивал. Этот разговор показал ему, как уже теперь
становилось гниловатым императорское государство.
Ведь ему
собираются высказать гневный выговор. За что? За поручение, кстати
говоря, блестяще выполненное. И всего лишь за несогласование
действий! Несуразица какая!
Николай
Павлович, уже почти ласково шепча с Еленой Федоровной (он уже
совсем не гневался), тоже почувствовал, что его шеф жандармов явно
заехал куда-то не туда в служебном рвении. Ведь преступник-то уже
схвачен без убитых и даже раненых!
- Александр
Христофорович, вы позволите, я присоединюсь к вашему разговору? -
обратился императору к своему начальникуIIIотделению и шефу
жандармов.
Бенкендорф,
разумеется, и в мыслях не держал возможность возразить императору.
Он услужливо кивнул, соглашаясь.
Князя
Долгорукого, как младшего и как слишком низкого чином, не
спрашивали совсем. Хотя он, - полагал Константин Николаевич, - как
самый ответственный ответчик, должен был в первую очередь
вопрошаем.
- ,Скажите,
князь, - император, в отличие от Бенкендорфа, был уже в хорошем
настроении, а потому был приветливым (это было не часто) и не пугал
дисциплинарным наказанием (а таковое вообще оказывалось редко), -
этот так называемый вервольф, он будет еще на улицах нашей
столицы?
- Нет, ваше
императорское величество, - твердо ответил Константин Николаевич, -
клянусь своим княжеским словом!
- Тогда,
Александр Христофорович, вот вам другое дело, более полезное –
написать благодарственный императорский рескрипт от моего
имени.
Рескрипт
Бенкендорф не то, что не хотел писать – все поручения правящего
императора он выполнял с радостью и с внутренней дисциплиной, – но
перед этим он хотел быть убежден, а так ли все сделано, как поведал
им его, между прочим, подчиненный. А потому попросил его
императорское величество разрешить вначале съездить к себе в
жандармское управление, чтобы выяснить тонкости следствия,
допросить преступника, а уже потом там же написать означенный
рескрипт.
НиколайI, подумав,
милостиво разрешил. Потом даже поблагодарил. Император не любил,
когда его ближайшие помощники торопились, потом ошибались и,
суетясь, переделывали. По его мнению, пусть деятельность идет
медленно, постепенно, зато сразу, без переделок.