Отправляясь обратно к своему лагерю с уловом в руках, я всё ещё
ощущал странную тяжесть на сердце. Камень теперь словно жил своей
жизнью, погружённый в темноту моей сумки, но его присутствие не
давало мне покоя.
Вернувшись в лагерь, я развёл огонь, используя остатки сухих
веток. Небо уже начинало темнеть, и мне нужно было поспешить.
Присев у огня, я осторожно взялся за приготовление рыбы. Она была
небольшой, но для меня сейчас это было не важно — главное, что я
поймал что-то съедобное.
Рыба жарилась на камнях, шипя и потрескивая, а я тем временем
снова поймал себя на мысли о камне. Он не выдавал ни звука, но его
присутствие продолжало давить на сознание. Я потряс головой,
пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, и сосредоточился на
еде.
Когда рыба наконец была готова, я с удовольствием съел её,
чувствуя, как голод постепенно отступает. В животе разлилось тепло,
но усталость, накопившаяся за день, быстро брала своё.
Потушив остатки костра и убедившись, что всё безопасно, я лёг на
землю, накрывшись своим старым, изношенным плащом. Небо было ясным,
усыпанным звёздами, но сон быстро подступил, и вскоре я уже был на
грани между бодрствованием и сном.
Однако перед тем, как окончательно уснуть, я снова почувствовал
странное напряжение — камень. Хотя он был глубоко спрятан в сумке,
я всё равно ощущал его рядом, как будто он пытался проникнуть в мои
сны. Я отмахнулся от этих мыслей, надеясь, что утро принесёт с
собой ответы.
Закрыв глаза, я погрузился в сон, полный смутных теней и
тревожных предчувствий.
Проснулся я раньше обычного, хотя чувствовал себя разбитым, как
будто совсем не спал. В горле першило, а спина болела от неудобного
ночлега. Утренний свет пробивался через крону деревьев, но его
мягкость не приносила облегчения. Голова гудела, тело было тяжёлым,
как после ночи, полной беспокойных снов. Камень... он снова был
причиной этих странных чувств. Кажется, я даже во сне ощущал его
тяжесть, как будто он пытался пробиться через сознание. Но голода,
к моему удивлению, не было, будто вчерашняя рыба всё ещё
поддерживала силы.
Немного погодя, я осмотрел свой лагерь. На самом деле, это был
не лагерь, а временное убежище. Шалаш, который я наскоро соорудил
из веток и листьев, не мог называться домом. Скорее, он походил на
гнездо, которое я собирал по пути, чтобы не ночевать на голой
земле. Каждый раз, когда я укладывался спать, меня пробирал холод,
а дожди, когда они приходили, превращали мой ночлег в мокрую кашу.
Это было временное решение, но как долго я ещё собираюсь жить
здесь, словно дикарь?