Через день я спускалась в ритуальный зал и сцеживала на алтарный
камень немного крови. Чем дольше я это делала, тем быстрее заживали
мои ранки, тем лучше себя чувствовала. Да и на дом мои манипуляции
действовали. К магическому освещению и работающей канализации
прибавились включившиеся чары уборки, благодаря которым с видимых
поверхностей исчез толстый слой пыли. А я еще четче стала видеть
магические нити. Даже недолгое время чувствовала себя особенной,
пока не вычитала случайно, что видеть магию, вообще-то, нормально.
Почти все волшебники видят магические нити без каких-либо
дополнительных манипуляций. Лишь магглорожденные, некоторые
полукровки, носители ограничителей, сильных проклятий и печатей
через одного этого лишены.
Ближе к сентябрю я закончила исследовать дом и прилегающую
территорию и решила повнимательнее осмотреть домик Джеймса и Лили.
Я не надеялась, что найду что-то полезное. Все же в доме родителей
Харо уже кто-то знатно порыскал, вынеся все ценное.
Для начала я отыскала довольно много фотографий и колдографий
как Лили и Джеймса, так и их друзей, родителей. А в маленьком
потрепанном маггловском альбоме оказались детские фото Лили, ее
сестры и Северуса Снейпа. Было странно рассматривать маленького
невзрачного мальчика и осознавать, что он вырос в грозного
профессора Зельеварения. Я тогда еще подумала, что никому из друзей
Джеймса и Лили не повезло в жизни. Они, конечно, не были в этом
виновны, но близость к ним в том или ином виде задела каждого, даже
Снейпа, с которым гриффиндорка разругалась еще в школьные годы.
Обойдя дом, в последнюю очередь я заглянула в детскую. Даже у
меня, которую никак не затронула эта трагедия, наворачивались слезы
при мысли, что именно в этой комнатке на глазах ребенка убили его
мать.
Что-то заставило меня внимательно осмотреть детскую и заглянуть
под матрас в кроватке. Там-то и обнаружилась тетрадь, которая
сейчас лежала у меня на коленях.
Я погладила тетрадь по корешку, наслаждаясь шероховатостью кожи,
и раскрыла ее на случайной странице. Дорога предстояла длинная.
Обнаружив тетрадь, я сначала разочаровалась. Но через мгновение
поняла, что обнаружила самую ценную вещь, оставшуюся в доме. Ну-у…
кроме многочисленных фотографий.
Их я собрала и перетащила в особняк, а там при помощи веревки и
обычных бельевых прищепок соорудила настоящую стену памяти. Раз у
меня нет живых портретов, то пусть будут хотя бы колдографии и
фотографии. Жаль, что у меня лишь карточки чужих родителей и их
друзей, а не настоящих близких.