А вот у меня снова потеплел зад, напоминая, что ругаться нельзя,
если не хочу потом лечить ожоги. Даже невидимые, они потом долго
еще болели — не присесть. Сегодня мне повезло, меня излечила магия,
но что, если второй раз так не сработает?
От мыслей о несправедливости жизни и том, что меня одинаково не
понимают и те, кто учится рядом, и родители, я начала злиться еще
сильнее, как вдруг услышала голос. Это говорила Кристанс, ее голос,
только тоньше и тише, и лишен визгливых ноток, но все равно
узнаваемый.
— Ты права, маленькая хозяйка. — произнесла Кристанс. — Этот
паук запер мой рот.
— Чтоб тебя ведьмы взяли, Кристанс! — вздрогнула я. — Скажи, что
ты говоришь ушами! Или носом, умоляю!
«Если мертвец уже начал говорить, его
не остановить.
Конечно, можно его упокоить, но куда
проще немного потерпеть»
Иссабелия Астаросская
«Здесь будет название трактата, если он
будет написан».
— Говорит не это тело, маленькая хозяйка, — хорошо или нет, но
мертвецы были совершенно лишены как чувства юмора, так и
обидчивости. А то я напридумывала всякого, а оказалось, что за
Кристанс говорила ее душечка, поднявшаяся вместе с ней. Жутковато
выглядело, душечки явно не были предназначены для того, чтобы
говорить. Слова давались ей с трудом, а душечка Даррена чуть с ума
не сошел от волнения.
Сам же Даррен ничего не видел и не слышал.
— Ты рано встала с кровати, Белка, — устало произнес он. — И
бредишь. Ты же не хочешь сказать, что Кристанс заговорила?
Я не собиралась ничего говорить, я думала спокойно расспросить
убитую, а потом немного подразнить Даррена, но план провалился.
— Ее душечка говорит, что я права, и паук не позволяет Кристанс
говорить, — нехотя пояснила я.
Даррен кивнул, словно сразу поверил.
— Спроси, кто ее убил, — посоветовал он.
— Кто тебя убил? — повторила я.
— Он запретил говорить об этом, — посетовала душечка. — Он
сказал, что мне будет не больно. Он просил не выдавать его тайн.
Как я могу нарушить слово, он же был так вежлив со мной!
— Ну? — поторопил меня Даррен. — Время на исходе. Душечка долго
не продержится, она же тонкое тело.
— Сама знаю, — огрызнулась я. — Ничего по делу. Он не велел и
точка! Констанс… то есть, Кристанс! Но ты умерла, и всё, больше
никаких правил!
Похоже, Кристанс была еще большей занудой, чем я думала.
— У меня есть просьба, — словно не слыша ответа, произнесла она.
— Я хочу до погребения находиться в лавандовой спальне. Мне всегда
хотелось поспать там.