31 августа. Еще одно эротическое зрелище. Мизансцена та же, что и в прошлый раз. Кот, оказывается, видел, как Мальвина мне изменяла на нашей постели. С кем? С Кангро! Я (кот) так же, как прежде, вопреки запрету, спикировал на них, хуже – на мужскую голую спину, с когтями выпущенными, и так же был изгнан ударами ноги в коридор. Только бил меня на этот раз Кангро. Бил сильно, и я летел, кувыркаясь. Из-под захлопнутой за мной двери донесся отвратительный запах йода. На этот раз новый бессловесный приказ, который я осознал, пребывая в кошачьей шкуре, приказ – так больше никогда не делать – был самым строгим.
3 сентября. Я на полке над столом. Большой я возится с компьютером. Я (маленький) знаю, что это – примитивная грубая техника. Ну, что тут поделать, эти большие отстали, безнадежно отстали от тех, кто меня сюда послал. И нечего ему думать, что послан я за грехи. Глупости! Нет, я – наблюдатель и хранитель. Отправлен сюда не со злом, а с добром. На земле миллионы котов, и все они посланы, чтобы оберегать своих хозяев, учить их жить в мире. Однако тут произошла какая-то ошибка. Сбой программы. Мы-то понимаем больших, но они нас не понимают. Мы – неудачные учителя. Тот, кого зовут Тимофеем, должен научиться понимать, любить и прощать. Только и всего. Я смотрю на него и умоляю: «Ну посмотри же на меня, посмотри, разгляди, какой я хороший, преданный, красивый». Стоп, красоту исключаем. Дело не в ней. Вон Мальвина какая красотка. И что? Смотри, гляди мне в глаза! Люби! Он вдруг начинает озираться. Потом замечает меня. В глаза! Мы долго глядим в глаза друг другу, он привстает, стул падает, его рука тянется меня погладить, треплет мои уши. Хватит. Я спрыгиваю и нарочито гордо удаляюсь.
10 сентября. Я (большой) дома. Решил записать, пока не забыл, все остальное, что узнал от маленького в последние санаторные дни. Глюки мои прекратились, в Кейса больше не переселяюсь. А жаль. Тоскую без него. И почему-то кажется мне, что я виноват перед ним. В чем? Пишу от его лица, чтобы не путаться в словах и неизвестности.
«Открыто окно. На подоконник вдруг прилетел голубь. Бросаюсь к нему: поймать! Он – вниз, еле-еле успеваю затормозить. А то летел бы следом. Разбился бы. Нельзя! Знаю-я должен умереть от болезни.
Заболел. Внутри что-то ноет, скребет, мочиться больно. Есть не могу. Пухнет живот. Нет сил, лежу. Тимофея все нет. Когда приходит, почти не замечает меня и падает спать. Хочу умереть. Страшно умирать? Страшно. Тому тоже было страшно. Его посылали сюда прежде. Две тысячи лет назад. Неудачно, человеческое большинство осталось злобным и глупым, как он ни старался. Хоть и позволил распять себя на кресте. Душа моя скорбит смертельно, пусть минует меня чаша сия. Не минует. Постоянно больно. Устал. Лучше умереть. Тяжело расставаться. С чем? С тем, что люблю. Со своим телом. С Тимофеем. С нашим жильем. Тимофей говорит: тесная квартира. А для меня что-то огромное. Но замкнутое. Никогда не выходил наружу. Я всегда заперт…