Дышать стало нечем. Словно весь воздух разом превратился в смолу и застрял у меня в горле. Лариска, не дождавшись от меня ответа, встревоженно поинтересовалась:
— Дин, что у тебя происходит? Что это за обмен? И ты где вообще?
У меня на грудь словно свинцовая плита легла. Мимо проходящие люди толкали и пихали меня, злобно ворча, чтоб убралась с дороги и не мешала. Кое-как, сквозь огнем пекущую в груди боль, мне удалось вдохнуть немного воздуха:
— Лар,.. это не я… это Машка за моею спиной… — Боль в груди все ширилась и ширилась. — Я вообще… на дачу собралась… но это… знаешь, Лар, я кажется… умираю…
С последним словом мне в грудь словно раскаленный кол кто-то вогнал. А взбесившийся асфальт под ногами вдруг бросился мне в лицо. Последнее, что я запомнила, был крик подруги в телефонную трубку:
— Динка, не смей! Ты еще молодая! Держись! Я сейчас…
2. Глава 2
Сгорбившись, как древняя старуха, и с трудом оторвав руку от холодного зеркала, я посмотрела в глаза своему отражению. Я вспомнила все: и подслушанный под дверями в комнату дочери разговор, и свою обиду на то, что двадцатипятилетняя дочь воспринимает меня как досадную помеху в своей жизни, и неудавшуюся дорогу на дачу, которую Машка собралась продавать, и звонок подруги Лариски…
Опасливо потерев под левой ключицей, где уже ничего не болело, я заставила себя отвернуться от зеркала. В горнице было ощутимо холодней, чем в той комнате, где осталась бабка, и ноги в мокрых джинсах уже заледенели. Стаскивая с себя штаны и носки, я одновременно искала глазами, что бы надеть взамен. Что-то, не слишком похожее на косплейщину. А то еще эти чудики за свою примут. Стоп. Это же не косплей. А я, кажется, и так стала тут одной из своих…
Мозг упрямо отказывался принимать тот факт, что у меня, судя по всему, на вокзале случился инфаркт. Иначе, с чего бы так сильно у меня болело сердце. Так сильно, что от одних только воспоминаний возникали фантомные боли. Но тогда получается… Получается, что в своем мире я умерла, и стала попаданкой, про которых так любит читать Машка…
На глаза навернулись слезы. Что ж, Динка, так тебе и надо. Ничего лучшего ты, судя по всему, не заслужила. Не глядя, я выдернула из кучи сваленного на нарядно застеленную постель барахла то, что на ощупь показалось плотнее. Носков этот мир, судя по всему, еще не знал. А с портянками я обращаться не умела. Но пришлось учиться. Кроссовки мокрые, аж хлюпают, а другой обуви, кроме лаптей я в комнате не нашла.