Стук, стук, стук. Бо мелькали вертушкой, поднимая мелкий песок с дорожки, вороша упавшие листья, закручивая воздух вихрями. Дробный бой, похожий на барабанный – то ли боевой марш, то ли погребальная песня. Плачь по рухнувшим надеждам.
- Тебе всегда мало! – упрек, перебивающий стройную песню шестов. – Обязательно нужно было посягнуть на мое?!
- Твое? С каких пор в Империи разрешено рабство? – вновь насмешка, болезненно бьющая по и без того расшатанным нервам.
- Рррах! – неожиданный укол навершием, почти достигнувший цели.
Вот только «почти» с мастером боя не работает. Изящный уход, обманный маневр и в грудную клетку младшего врезается раскрытая ладонь старшего. Чуть больше силы, чуть другой угол и быть бы ребрам проломленными, а так отделается только ушибом, но и его хватило, чтобы сбить дыхание, прерывая бой.
С трудом выпрямившись, Тэкеши отсалютовал бо, показывая, что готов к продолжению.
- Придурок! – прозвучало неожиданно зло и это заставило замереть, подействовав лучше любых приемов.
Внезапно Ши осознал, что брат тоже в ярости. Почти такой же слепящей, как и он сам. Его дыхание тоже прерывистое, и вовсе не от физического усилия, тут сомнений не было. Глаза сверкают тем же убийственным огнем, что ощущается в собственной груди.
- Ты почему злишься-то?! Только не говори мне, что ты не хотел этого!
Секундная тишина, дрогнувший посох.
- Не так! – признание, которое, наверное, не стоило озвучивать.
- Не так?! Не по плану? Кто-то посмел действовать невпопад с выстроенной тобой стратегией?!
Вместо ответа крепко сжатые челюсти и нечитаемый взгляд. Командор Айсберг, собственной персоной.
- Когда ты наконец поймешь, что имеешь дело с живыми! Не с фигурками на голо-доске, не с циферками в отчетах, а с живыми, сингулярность все пожри!
Стук посоха о гравий возле мощенной дорожки. Старший брат отвернулся, словно не желаю обращать внимание на буйство младшего.
- Опять скрываешь за напускным благородством, пустыми понятиями чести и долга!
- Пустыми? – тихий, какой-то неуверенный вопрос, прозвучавший так, что Ши подавился следующими словами.
Вместо очередного обвинения выскользнуло нечто постыдно похожее на жалобу:
- Отец же разрешил мне брак с ней…
- Разрешил, - спокойная констатация факта.
- А потом что произошло? Объясни мне! О чем вы с Хошисимом и отцом говорили в Часовне?