Гена Винницын писал дневник. Стол у него полированный,
квадратный, с бежевой толстой столешней, испещренной
многочисленными царапинами. Он и обеденный, и рабочий.
Сейчас Гена убрал со стола чайник, хлебницу с ржаным
«кирпичиком», пластмассовую солонку с красной крышкой и хрустальную
сахарницу. Протер поверхность четыре раза, чтобы убрать все крошки
и пятна от малинового варенья.
Спереди поставил кожаную белую туфлю с металлической пряжкой и
золотой нитью по середине носка. Женскую туфельку, слегка
заношенную, от правой ножки.
Туфелька принадлежала Лене Бирюковой, его последней жертве.
Перед тем, как поставить обувку на стол, Гена поднес ее к носу и
долго вдыхал аромат.
Чтобы сохранить запах, он заворачивал обувь в серовато-белесую
бумагу для упаковки вещей, а затем еще складывал в коробку. Сейчас
Гена вспомнил, как душил девушку ремешком ее же белой югославской
сумочки и почувствовал возбуждение.
Поставив туфлю перед собой, он сел на стул и долго смотрел на
нее. Сейчас убийца походил на принца из сказки про Золушку, только
он уже нашел обладательницу туфельки.
Затем Гена вытащил с полки тетрадь, замаскированную под
конспекты для диамата, и открыл ее. Из тумбочки рядом с кроватью
достал листочек с шифром, чтобы кодировать свои мемуары.
Сел за стол и остро наточил ножом карандаш. Сдул на пол
закрученную деревянную стружку, оставшуюся после точилки. Начал
писать продолжение истории о том, как выслеживал Бирюкову. От
напряжения высунул кончик языка наружу.
***
Мы поднялись на первый этаж по широким деревянным ступенькам.
Они страшно скрипели и Сава говорил шепотом.
— Конечно же, мы основывались не только на почерке Винницына. Я
провел кое-какое расследование. Самостоятельно, по своей
инициативе. Даже нашел одну из его первых жертв. Рядом со школой,
где он учился, нашли задушенную продавщицу из овощного магазина
через дорогу. На заброшенной стройке. Винницын тогда учился там в
девятом классе.
Интересно живет парень. Показывает фокусы, усыпляет людей и
расследует убийства. Кажется, я выбрал не ту дорожку по жизни.
Мы поднялись на второй этаж. В каждом этаже широкий коридор с
высокими потолками на три метра, тускло освещенный в конце
единственной лампочкой.
Уборная тут во дворе, отопление печное, душевая общая, стены
тонкие, исписанные надписями. В тесноте да не в обиде.