катаклизма.
Один из немногих британских волшебников-писателей, чья
художественная литература была распространена по миру магии. И мне
его книги даже нравились. Отличное описание пейзажей и культурных
особенностей стран с необычным раскрытием характеров персонажей.
Единственный минус заключается в увлекательном, но далеком от
реальности описании использованной магии в боях. До резонансного
разоблачения в Хогвартсе, я относился к этому минусу с пониманием,
так как действительно могущественные волшебники не раскрывают всему
миру свою манеру боя, как и знание некоторых полулегальных
заклятий. Сейчас же, освоив воспоминания и даже некоторые черты
этого авантюриста, мне было… обидно. За него. Хоть он и не обладал
большими магическими силами, но мог действительно стать таким же
сильным как в своих книгах. Ведь в магии порой большую роль играла
не сила волшебника, а его воля и личность. Самолюбие и высокомерие
Локхарта доведенные до абсурда позволяли ему творить с чарами, в
которых он был уверен, что он действительно лучший, порой
удивительные вещи. Чары ухода за волосами и распрямления складок на
одежде? Порой выполняемые на чистой силе воли кроме прямых функций
они могли передать одежде временно толику природного очарования
вейл или придать волосам свойства некоторых магических животных.
Ещё в Хогвартсе он мог создавать и модифицировать заклинания.
Благодаря характеру и какому-то звериному чутью на опасность он
создал связи со многими людьми. Опыт бытия полукровкой в Хогвартсе,
полной чистокровных и аристократических детишек школе, позволил ему
понять свои слабые и сильные стороны. Из-за этого после выпуска он
знал, как произвести на незнакомых людей хорошее впечатление. Что
действительно ограничивало его потенциал – это малое терпение и,
что удивительно, комплекс неполноценности. Локхарт быстро терял
интерес к разделам магии, в которой не мог достичь совершенства за
короткое время, из-за своего перфекционизма. Лишь из-за
уверенности, что его внешность должна быть самой лучшей, он плотно
занимался изучением чар и зелий, связанных с влиянием на внешность
волшебников. Что же касается заклинания забвения… На момент моего
попадания в тело Локхарта, тот уже написал две книги. «Встречи с
вампирами» и «Духи на дорогах». «Идеи» этих историй были
позаимствованы у русского аврора или, как у русских было принято
называть, мракоборца и французского мага-зоолога. И, тщательно
проверив воспоминания о моменте использования британцем обливиэйта,
я был впечатлен. Эти воспоминания ещё раз показали мне влияние
чувств и эмоций на магию. Зависть… Отвратительное чувство,
названное у маглов-христиан одним из семи грехов. Вместе с
заклинанием забвения оно создаёт необычную синергию. Само
заклинание опирается на свойственные людям процессы забывания,
которые нужны для лучшей работы мозга и самой памяти. Обливиэйт
позволяет найти нужное воспоминание и ускорить этот процесс для
него. Более искусные в нём маги могут заменить воспоминание другим,
порой даже вербально говоря о том, что «на самом деле произошло».
Таким вот образом вбивая ментальную установку в человека. Для
маглов и слабых волшебников оно эффективно, но уже со средней
планки силы некоторые более внимательные маги могут заметить
странность. Высокой планки силы чародеи, обычно так или иначе
занимающиеся окклюменцией, могут напрямую перебороть обливиэйт.
Созданная Локхартом модификация заклинания забвения могла бы
сделать его лучшим обливэйтором в любом министерстве магии. Если
бы, конечно, её бы не запретили, а самого создателя не прикопали
или заперли в застенках тех же невыразимцев. Ведь как не посмотри,
сам обливиэйт всегда оставляет даже малейший след в разуме
человека, а при грубом или частом использовании нарушает
мыслительную деятельность человека. Заклинание забвения Локхарта
было лишено этих недостатков. Видоизмененное и усиленное с помощью
зависти, теперь оно могло игнорировать многие стандартные защитные
чары, а сам процесс стирания перешёл во что-то вроде гипноза или
самовнушения. «Объект» просто не верил стираемым воспоминаниям и
сам по своим ассоциативным цепочкам составлял для себя «наиболее
вероятное» воспоминание. По сути, маг не нарушает мыслительную
деятельность «объекта», он просто ускоряет естественный процесс
забывания, а о том, о чём и каким было воспоминание, «объект»
додумает сам. Лишь когда объём стираемой памяти превысит некоторый
процент относительно остальной памяти какой-нибудь легилимент
сможет определить его использование.