«Ну вот, собственно, и приехали...» —
как-то совершенно отрешенно констатировал я про себя, отлично
помня, что есть за место этот вагон в мире «Евангелиона». И,
осмотревшись, уже даже не особо и удивился: я присутствовал
здесь в своем настоящем облике, вернее в облике из своего не
столь далекого прошлого — свисающий на спину шлемофон-«чебурашка»,
руки с плохо оттертыми пятнами смазки, выцветший от стирок
когда-то черный, а ныне темно-серый танковый комбез, слегка
бугрившийся слева на груди от штатного пистолета ПМ во вшитой
кобуре; на ногах — потрепанные жизнью, но еще крепкие
берцы-облегченки, привезенные мне в курсантские времена аж из
московского Военторга другом-совзводником Андреем... И, как
финальный мазок картины — в хлам разодранные штаны на коленях и
выше, сплошь в задубевших пятнах засохшей крови.
«Милые гримасы подсознания…»
Правда в отличие от реального прошлого,
сквозь прорехи проглядывала не рваная кровоточащая плоть, а
вполне себе здоровая кожа.
Странно.. Но почему именно этот образ?
Почему, материализовавшись в чужом внутреннем мире, я
очутился не в бравой парадке, не в гражданке, как после
увольнения из рядов непобедимой и легендарной, а именно таким,
как тогда? Вот уж не думал, что то время успело сделать на
мне столь заметную зарубку, которая выпирает, стоит лишь
немного надавить…
Ведь после ранения, поставившего крест на
военной службе и выхода на гражданку, у меня не было ни
ночных кошмаров, ни того самого приснопамятного
пост-травматического депрессивного синдрома, про который так
обожают все писать, и который просто обязаны иметь все участники
боевых действий... Кстати очень надеюсь, что устойчивая с
детства психика поможет мне и в этот раз. Хотя... Как
правило, сами сумасшедшие свое «съезжание крышей» как
раз-таки и не замечают….
«Но почему Евангелион-то?! — подумалось с
некоторой толикой горечи. В том, что по факту все
произошедшее — это состоявшееся «попадание», я уже нисколько
не сомневался. — Почему меня не занесло в героя «Тенчи
лишнего»? Или в «Вандред», к примеру? Ведь никогда не был
страстным поклонником «Евы», — скорее наоборот, зачастую даже
провоцировал настоящие ева-срачи, упоминая его не иначе, как
«кунсткамерой закомплексованных девиантов»…