Скажу честно — я не знаю.
Но в тот момент, когда я, напевая себе под
нос, прилаживал на «фазу» новый, двойной оплетки медный
провод в 2.5 квадрата, который должен был прослужить долго и
надежно, — окружающий мир померк в яркой вспышке и знакомом,
громком электрическом треске, мгновенно выгнувшем всё мое
тело в непрекращающейся и крайне болезненной судороге...
...А потом все кончилось.
***
«Какая су…?!!»
Сознание, камнем рухнувшее в темноту,
вынырнуло из нее, казалось, буквально спустя всего миг, — и
ярко засияло, как вновь запитанная лампочка.
«Ну, вот какая гнусная тварь полезла своими
кудрявыми граблями в щиток, и подала напругу..?! — возникла в
голове откровенно злобная мысль. — Узнаю кто — с радостью
пожму его мужественное горло! Предварительно поломав ноги и
лицо. А узнать я о-оочень постараюсь — ведь, судя по всему, я
вполне себе живой!..»
....Вот только незабываемый запах больницы,
который невозможно перепутать с чем-то другим, максимально
точно указывал на место, где я сейчас нахожусь. Хоть и
подтверждал то, что я, как минимум, жив. И этот факт не мог
не радовать, ибо всполох и характерный звук электроудара были
знатными — бабахнуло на совесть. Для летального исхода, насколько я
знал, порой было достаточно и гораздо меньшего.
«Надеюсь, хоть рукам не очень досталось… А
то видел я эти электроожоги, которые «с частичной
металлизацией кожи». И выглядят паршиво, и заживают
долго».
И я тихо, осторожно попробовал пошевелиться
и открыть глаза... Тело двигалось, прямо сказать, не очень —
голова, словно целиком залитая чем-то тягучим и колыхающимся,
еле ворочалась, а глаза сквозь приоткрытые веки видели все
вокруг как через основательно запотевшее стекло... И ниже
пояса, по моим ощущениям, так будто вообще ничего и не
было.
«Надеюсь, это все же не паралич. Очень бы
не хотелось…»
Но общее самочувствие моего организма, явно
лежащего на кровати и чем-то укрытого, больше походило на до
боли знакомый отходняк после общего наркоза — давящая
слабость, дезориентация, легкий жар и неприятный привкус во
рту. Я поморщился, сглотнул, и прокатившаяся по пересохшему
горлу слюна уже сама по себе принесла некоторое облегчение.
Зрение тем временем медленно приходило в
норму, плавно набирая резкость, и вокруг меня из пятен и
неясных крупных силуэтов начала проступать больничная палата
— белые и бледно-голубые стены, потолок с вытянутыми
светильниками; широкое, закрытое жалюзями окно, сквозь
которые пробивался солнечный свет... А ещё двухстворчатая
раздвижная дверь, и небольшое зеркало на стене возле нее.