- Вы ее отец?
- Да.
- Проходите.
Он больше не производил пугающего впечатления, может быть, сам такого и не планировал. Просто я себе накрутила страхов на ровном месте. А может, и сам Вахрамеев передумал, решил поговорить по-хорошему.
- Вы не против, если я присяду? - Он прямым ходом прошел на кухню. Забавно: все мои знакомые всегда, появляясь в доме в первый раз, почему-то двигались именно туда. Словно это какое-то мистическое место, предназначенное для встреч и переговоров. А на самом деле, шляться посторонним здесь — просто негигиенично. Здесь люди еду готовят, и тут же ее принимают.
Посторонняя белиберда упрямо лезла в голову, пока я наблюдала, как отец однокурсницы тяжело усаживается на табурет, вытирает шею и затылок белоснежным носовым платком, потом убирает его в карман… Вздыхает, глядя куда-то в сторону, избегая прямого взгляда.
- Так что вы хотели?
- Я знаю, что Яна вляпалась в неприятности. Не до конца понимаю, как сильно вляпалась… - Он замолк, то ли собираясь с мыслями, то ли надеясь, что дальше я сама договорю, за него.
- Ну, я тоже не специалист. Вам лучше у юристов спрашивать. А может, у следователя, он вам более точно все расскажет. - Пожала плечами, деланно изображая безразличие.
На самом деле, не могла понять до конца, рада или не рада тому, что мои обидчики, кажется нашлись: если это, действительно, была Янка, она быстро выдаст и всех остальных, можно считать, что всю свору поймают и выведут на чистую воду.
Мне до последнего хотелось, чтобы все они получили сполна, чтобы страдали, мучились, раскаивались… Чтобы их посадили на самый долгий срок, в самую суровую тюрьму или колонию.
Сейчас, глядя на отца Вахрамеевой, я вдруг начала понимать, что все эти обидчики — не какая-то безликая, безымянная масса, а реальные люди. Вполне возможно, что все — мои знакомые. И лютая ненависть, с которой я желала им всем издохнуть в мучениях, вдруг стала потихоньку исчезать. Рассасываться. Возмездия хотелось все так же. Но… уже не так яростно, что ли…
- Да я примерно уже представляю. - Вахрамеев вздохнул, кашлянул, потер глаза большой красной ладонью. - Будущего нормального у моей дочери точно нет.
- А у меня уже нет здоровья. - А теперь начал перевешивать эгоизм. Его, значит, будущее дочери волнует?! Прекрасно! А мог бы, для приличия, извиниться… Прощения попросить за свою кралю, почти убийцу. - И вряд ли оно когда-нибудь станет таким, как прежде.