Я покивал,
делая вид, что я все понял и принялся собираться. Надо же осмотреть
город, заранее отыскать адрес Череповецкого окружного суда, в
котором мне предстоит служить. Договорился с хозяйкой, что к
завтрашнему дню мне отгладят мундир. Форма — это лицо
чиновника.
[1]
Северная железная дорога свяжет Череповец с остальным миром только
в 1907 году.
К зданию
Череповецкого окружного суда на углу Воскресенского проспекта и
Крестовской улицы я подошел без четверти девять. В девять, как
известно, в Российской империи начинают работать все присутственные
места. Надеюсь, у председателя окружного суда не назначено на
сегодняшнее утро какое-нибудь совещание? Вроде, до революции не
слишком-то практиковались совещания и собрания на рабочих местах.
Да и зачем они нужны, если каждый чиновник знает круг своих
обязанностей и, в меру сил, их исполняет.
Постоял
немного, чтобы еще раз полюбоваться зданием. Двухэтажное, очень
солидное, казавшееся чужеродным рядом с деревянными домами
обывателей. Я знал (со слов хозяйки гостиницы), что это здание
некогда принадлежало дочери городского головы Марии Лентовской. А
несколько лет назад, когда в Череповец переместился Окружной суд,
она передала его под нужды суда. Вернее — дочь выполнила просьбу
отца, потому что реальным владельцем дома был как раз голова— Иван Андреевич
Милютин[1]. Иван Андреевич —
ярый патриот города, учредивший в Череповце множество учебных
заведений, включая те, которые по статусу не положены уездному
городу — реального училище и женской гимназии. Именно
Иван Андреевич и добился того, чтобы в Череповец перевели Окружной
суд, тем самым еще больше подняв престиж
Череповца.
А то, что
председателем Окружного суда стал зять городского головы —
действительный статский советник Лентовский, это лишь
совпадение.
Приветливо
кивнув швейцару, встретившему меня удивленным поклоном, посмотрел в
ростовое зеркало, стоявшее в фойе. То, что увидел, мне даже— молодой человек, в темно-зеленом
сюртуке, с отложным воротником и петлицами, показывавшими мой
нынешний ранг. Коллежский секретарь, это вам, не хухры-мухры. Уже
не коллежский регистратор, как Хлестаков.
Белый
жилет, шелковый черный галстук. Жаль, что по летнему времени брюки
положены белые, а не зимние, в тон сюртуку.
— Скажите,
а Его Превосходительство у себя? — поинтересовался я у швейцара,
зачем-то приложив два пальца к околышу фуражки.