— Знаете,
я вам верю, — кивнул Лентовский. — А ваш отец, скорее всего, что-то
услышал, получил какую-то информацию и очень испугался за вас.
Возможно, он это сделал напрасно, но отец — это отец. Отцам
свойственно переживать за своих детей. У меня у самого есть дети от
первого брака, я за них очень переживаю. Возможно, вы уже слышали,
что у Череповца есть основание для грусти. Один из наших
воспитанников стал цареубийцей.
Я кивнул.
Слышал я о Николае Рысакове — бомбисте, участнике покушения на
Александра Освободителя. А вчера, когда гулял по городу, специально
пошел смотреть на здешнее реальное училище, в котором учился
цареубийца.
Посмотрев
на грязно-синие стены здания, только вздохнул, вспоминая
исторические параллели. В 1591 году, после смерти царевича Дмитрия
в Угличе наказали колокол за то, что тот ударил в набат, созывая
народ к восстанию. У несчастного колокола вырвали язык, оторвали
ухо, пороли плетьми и отправили в ссылку, в Тобольск. В Череповце
же, в 1881 году было наказано реальное училище. Понятно, что
наказание — это символ, но все-таки, выглядело это странно. Да и
нынешние реалисты не виноваты, что им приходится учиться в таком
страшном здании.
— Да, вы
сказали, что имеется еще одна причина, — сказал
Лентовский.
— Причина?
— не понял я.
— Вы
сказали, что имеется две причины, отчего вы бросили университет и
оказались у нас, — пояснил председатель суда.
— Ах, да,
— спохватился. — А вторая причина еще более грустная. Революционных
взглядов у меня нет, и никогда не будет. А вот с учебой — здесь
хуже. Я отучился три года на физико-математическом факультете и
осознал, что на самом-то деле я терпеть не могу ни алгебру, ни
геометрию. Вернее — это я осознал еще в гимназии, но математика мне
почему-то давалась легко. Вот, скажем так, я и плыл по течению, но
при этом мучился. Осознал, что меня больше интересует история,
философия.
Вот здесь
я наполовину говорил правду, наполовину врал. Математику я терпеть
не мог со времен средней школы — правда. А то, что она легко мне
давалась — это ложь.
— То есть,
ваше пребывание у нас — выбор? Выбор, некая остановка.
— Или
промежуточная станция, — хмыкнул я. — Возможность перевести дух,
как следует все обдумать и решить — как мне жить дальше. А просто
болтаться где-то в Европе, проматывать отцовские деньги — это и
батюшке неприятно, да и мне скучно.