Захотелось вдруг, чтоб у меня тоже сын был, на меня похожий.
Как этот вот на Викусю.
Рожа, правда, покруглее и понаглее. Сам улыбается, а в глазах
такое вот… характерное выражение, уверенность, что он-де самый
умный, самый ловкий.
- Доброго дня, Савелий Иванович, - и говорит-то бодренько,
радость от встречи изображая. – Не надоел вам тут Тимошка?
Тимоху по макушке гладит, играя доброго папочку.
- Шлялся где? - интересуюсь.
- Простите?
- Ты чем думал, придурок? Привести ребёнка в больничку и бросить
на пару часов.
- Я… у меня дела были…
Ага. Были. Даже знаю, какие… вон, духами от него тянет,
слабенько, но в стерильном воздухе палаты запах этот чёткий. И след
от помады на шее так и не достёр. Помады ныне особо стойкие пошли.
Хрен избавишься.
- Дела у него… - на меня накатывает усталость. – Вали отсюда,
отец года… и обещание выполни. Проверю…
Он вспыхивает. И хочет что-то ответить, только под взглядом
охранника, которому и пришлось развлекать Тимоху, сдувается
быстро.
- Пока, - Тимоха машет рукой. – Не умирай ещё. Ты смешной.
- Ты тоже… заглядывай, если будет время.
И по глазам его папеньки вижу, что заглянет. Не раз и не
два…
Скотина.
А там мне холодно. И мутит. Тошнота подкатывает к горлу,
упирается в стиснутые зубы и отступает, оставив характерный кислый
вкус во рту.
Холод же пробивается мелкой дрожью.
И Савка сворачивается клубком, дышит на руки, пытаясь унять его.
И моему появлению он не рад. Он… испуган? Обижен? И всё сразу?
Но сил вытолкать меня не хватает. А я… я молчу.
Что тут скажешь?
- Вот… так и лежит, Евдокия Путятична, - голос Фёдора полон
беспокойства. – Ни живой, ни мёртвый. Я велел его перенесть. Ну,
чтоб беды не вышло. Дети-то страсть до чего напужалися. Да и я,
признаться… спаси Господи.
Я почти вижу, как он крестится, широко и размашисто.
- Давненько жути такой не видал. И не просто пиявка какая, нет,
настоящий крухарь. Воплотившийся почти…
- Как он попал за периметр?
Вот и мне интересно – как.
А название твари запоминают. Крухарь. Ни о чём не говорит, но
это пока.
- Так… окно открыли… открыли окошко… и иконка сдвинулась… чутка
так, на малость самую.
- Сама?
- Так… кто ж его знает. Окошко-то я закрывал самолично, Евдокия
Путятична. Вот вам крест, закрывал! И проверял! Я ж разумею, я ж не
они…
И тут я Фёдору верю. К ежевечерним обходам он относился
серьёзно, каждое окно проверял, створки дёргал, шпингалеты пальцем
тёр. Я ещё думал, это чтоб подопечные не разбежались.