Я скрипнул зубами. Ругаясь с бывшей, я часто слышал такой
аргумент: мужчина не может забеременеть и быть вышвырнутым на
улицу, типа, мы, мужики, изначально в более выигрышном положении.
Потому априори должны. Но кто ведет учет тех, кого используют, как
тягловое животное, врут в глаза, а мы, одурманенные чувствами,
пришпориваемые долгом, строим семью, дом, растим детей. Оберегаем
своих женщин и отсекаем тех, кто болеет за нас и пытается открыть
нам глаза.
А потом… Потом у женщин заканчиваются силы врать и изображать. И
ни дома у тебя, ни детей, которых ты любил, ни жены… Потому что это
ложь, у жены был Вася, и вот его она любила всю жизнь, а ты так. И
ты все это время копал не котлован под фундамент, а себе
могилу.
И ведь если Инна захочет так поступить с Ильей, он откажется
видеть правду.
Распрощались мы быстро, и я вернулся домой, чтобы узнать:
Наташка сегодня ночует у Андрея, в Москве все по-прежнему, курс
доллара не изменился, и неизвестно, как долго ждать
кульминации.
Мне хотелось странного, и я полез к книжной полке, где стояли
зачитанные до состояния тряпочки томики Ф. Купера, рядок маминых
«Анжелик» и «Марианн», и многочисленные тома советских авторов,
которые кто-то когда-то подарил.
Здесь же были некоторые произведения школьной программы,
например «Преступление и наказание», и «Евгений Онегин» точно был.
Он-то меня и интересовал.
Перед тем, как улечься в постель, пролистал до момента, где
Евгений отвечает на письмо Татьяны и испытал странное болезненное
созвучие, аж в носу защипало, но стало полегче.
Засыпал я долго, предвкушая день сюрпризов и догадываясь, что
вряд ли они будут приятными.
***
Под шелковицей утром собраться не получилось, там нас поджидала
агрессивная бабка: «Ходють тут, понимаешь, наркоманы!» — и мы
сместились ниже, чуть ближе к морю и дальше от школы. Солнце уже не
палило нещадно, скорее оно давало ускользающее, а потому такое
желанное тепло, и тень не была принципиально нужной.
Когда пришли мы с Борисом, не было только Инны, Каюка и Димонов
– они приезжали последними, зато в сторонке ошивалась Желткова,
которая поняла, где мы собираемся, и хотела прибиться к стае, но
предчувствовала, что прогонят.
Что случилось между мной и Инной, знал только Илья, а вот
Кабанов с Памфиловым нервничали и наседали на Лихолетову, чтобы та
выяснила, почему подруги нет уже второй день.