Вдобавок тут ужасно воняет плесенью и чем-то тухлым.
В голову приходят тысячи догадок о том, что может обитать в старых шахтах, — от насекомых до крыс. В подтверждение этому под ногами периодически что-то противно хрустит, а издалека доносятся шорохи. Но вся туннельная мерзость ничто в сравнении с единственной мыслью: «Только бы он выжил!»
За очередным поворотом меня слепит дневной свет. Привыкшим к темноте и опухшим от слез глазам яркая вспышка становится пыткой. Я прикрываю лицо ладонью, шагая к выходу, словно зомби. У края пытаюсь осторожно сползти вниз, но падаю с высоты чуть более полутора метров на кучу сваленных веток. Из груди вырывается глухой стон, сопровождаемый кашлем. Силы уходят. Мне тяжело подняться на ноги и идти.
Низкое свинцовое небо нависло над деревьями и чернеющим зданием старого завода. Я растворяюсь в нем. Горячие слезы обжигают щеки, собирая в дорожки осевшую на лице грязь туннеля.
Страшно. Все повторяется вновь и вновь. Утрата, потери, горечь во рту и гадкое состояние старого чемодана, набитого битком камнями. Он идет на дно, забирая с собой близких людей... Я тот самый чемодан, паршивое пятое колесо, неспособное себя защитить. Мое место здесь, в одиночестве, среди строительного мусора, развалин — и очень далеко от дома.
Мне хочется остаться. Быть частью бетонных блоков, металлических труб, пластика. Хочется умереть, нарушив обещание, данное Кристоферу.
Он жив? Разве у парня не было шансов выбраться? Вдруг ему повезло?
Вечереет. Над землей мягким рассеянным облаком стелется холодный туман. Шум вдалеке давно стих, а мое пребывание по-прежнему остается незамеченным. Я слышу редкое пение птиц, чувствую холодную стену за спиной и рисую палкой на песке незамысловатые узоры. Забыться бы! Но это невозможно. Костлявая рука смерти напоминает о себе в деталях. В нескольких метрах от меня лежит чей-то старый рюкзак. Из него торчит банка газировки и книга. Поклажа наспех сброшена. По всей видимости, владелец пытался спастись от зараженных. Теперь его сумка пылится на дороге точно так же, как наши вещи валяются у входа на завод.
Я понимаю: если задержусь еще хотя бы на час, смогу пополнить список печальных находок. И тогда все, что сделал Крис, будет напрасным. С приходом ночи появится больше зараженных. Более мелких, чем клановые аристократы. Мы называем неприкаянных падальщиками.