- Снег будет, - предрек он, глядя, как солнце, так и не успев
подняться, скрылось за пеленой туч.
- Ты привел Север в Королевскую Гавань? - с усмешкой спросила
Дейнерис, взглянув на Джона, и он ответил ей едва заметной
улыбкой.
***
Войска медленно подкатывались к городу, и Тирион наблюдал за
этим со странной смесью торжества и боли. Когда-то он сам защищал
эти стены, хотя люди за ними способны как полюбить, так и
возненавидеть тебя в одночасье.
Его отца эти люди ненавидели и боялись больше двадцати лет, так
и не простив ему тот ужас, что творили его солдаты, взяв
Королевскую Гавань.
- История - колесо, - прошептал он, немного расстроившись от
того, что некому услышать его слова - все кругом были заняты, а сам
Тирион, хоть и сидел на коне, но находился далеко позади, в
середине колонны. - Все события повторяются. И вот этот город будет
вновь захвачен. И к этому вновь будет причастен Ланнистер.
Карлик до последнего надеялся, что Джейме сможет убедить сестру
и город будет сдан без боя. Надеялся, что у сестры достанет
мужества принять свой проигрыш. Но... по-настоящему он в это
никогда не верил. Знал, что Серсея не отступит, с того самого мига,
когда она отмахнулась от заключенного мира. Но разве карлик мог
отказать брату? Разве мог он? Джейме так много сделал для него. И
как много ему прощал. Карлику не хотелось окончательно разбивать
сердце старшего брата.
Тирион с горечью усмехнулся.
Как бы то ни было, карлик всегда любил свою семью. Он оставался
эгоистом, маленьким самовлюбленным человечком, многие годы
упивавшимся своими обидами на отца, на сестру, но он любил свою
семью, любил свою фамилию и не желал, чтобы львы исчезли.
Он всячески отговаривал Дейнерис штурмовать столицу не только из
тех соображений, что не желал ей судьбы ненавидимой всеми Королевы.
Не только потому, что не желал создавать из нее второго Тайвина. Он
делал это и затем, что ему на самом деле этого очень хотелось.
Хотелось, чтобы она напала на город, стала Королевой пепла, разбила
Серсею и напугала жителей. Тогда бы он, Тирион, стал бы в глазах
многих тем, кого бы любили и считали миротворцем. Он бы мог стать
десницей при Безумной Королеве. Пусть иногда, пусть лишь в его
воспаленном разуме, но он представлял это. И видел себя. Не просто
правой рукой, но истинным правителем, любимцем народа. Умным,
сильным. Настоящим Королем.