— Это очень мило.
Опустив голову, с силой сжимаю рот. Мило, блин. Какая-то то я немного тю-тю и совершенно непостоянная. Всего час назад проклинала до пятого колена, а теперь «мило». Слюни надо с пола собирать и скорее бежать, пока не наговорила ему ещё больших глупостей.
— Мне искренне интересно, как вы объясните это своей Антонине?
—Что именно?
— Ну кресло.
— Я не собираюсь ничего объяснять. Мужчине нужно — мужчина сделал.
— Она решит, что вы нагуляли малыша на стороне. А у вас, между прочим, недавно была годовщина.
— Может, она уже в курсе насчёт дочери?
— Тогда она уже давно прибила бы меня.
— Логично, — согласно поджимает подбородок Адону. — В любом случае я планировал ей рассказать в самое ближайшее время.
— Понимаю. Уверена, она обрадуется.
Дальше мы снова переглядываемся и начинаем тупо ржать. Адону по-мужски сдержанно, а я взбалмошно и весело. Ну правда ведь, представляю в этот момент Тонькино лицо и прям не могу не ухохатываться.
— Мария, вы когда-нибудь бываете нормальной? Ну, как все? — откашливается в кулак Адону, продолжая смеяться.
— У меня есть ëлочные игрушки, господин Германович, и уже припасена банка горошка на Новый год.
— Так до Нового года ещё далеко.
— Люблю покупать заранее.
— Это хорошее качество, — мы снова переглядываемся.
Адону засовывает руки в карманы. И опустив голову, смотрит на носки своих туфель, потом снова на меня, а я на него. И внутри шоколад сменяется карамелью, обильно разливаясь горячими струйками по телу. Он такой… такой гад, что я не могу налюбоваться. И эта пауза, когда он молча смотрит на меня… Это так волнительно.
С силой заставляю себя отвернуться. У меня есть Юра-лаборант, а у него Тоня-гиена. Пора с этими медово-ягодными паузами завязывать.
— Расскажите мне, почему решили проверить, родился ли от вашей, — запинаюсь, — ну, от вашего биоматериала ребёнок? И почему именно сейчас?
Адону моментом мрачнеет. Становится неудобно за то, что спросила: вдруг он не хочет об этом говорить.
— Мне поставили неутешительный диагноз, нянечка.
Я хмурюсь. Теперь мне стыдно за ту шутку в ресторане, я ударила по больному. Это гнусно.
— Вы тогда угадали, — усмехнувшись. — Когда узнаёшь о своей бракованности, хочется скорее убедиться, что успел оставить после себя что-то годное. Тогда-то я и стал искать.
Смотрю на него с нескрываемой нежностью. Как сильно я его понимаю. Получается, он сдал какие-то анализы, прошёл обследование, и врачи его огорошили. Это ужасно.