меня в
партнеры?
— Ты слабоумный или прикидываешься, Блэк? Неужели правда не
понимаешь, что всё кончено? Тебя ждут пытки и смерть, и больше
ничего. Что ты теперь-то выделываешься?
— А тебя ждет Азкабан и поцелуй дементора, — парировал Сириус,
пожав плечами. — Что не мешает тебе рядиться, как Шахерезада.
Самому-то глаза от блесток не слепит?
Рудольфус окинул едким взглядом магловский прикид Сириуса, но
почему-то сдержал комментарии.
— Нда? И что, интересно, тебя еще не устраивает в моей
внешности? — с вызовом спросил он, встав во весь невеликий рост и
по-пижонски уперев кулак в бок.
Сириус хмыкнул, скрестил руки на груди и стал осматривать
Лестрейнджа, подмечая всё, достойное колкости. Даже глаза, и те у
Рудольфуса были какие-то водянистые и… И Сириус слишком поздно
осознал свою ошибку. Это было ловушкой. Пока он смотрел в глаза
Пожирателю, тот успел шепнуть: «Легилименс!», и сознание
Сириуса раскрылось перед ним как книга. Ментальная магия всегда
была слабой стороной Сириуса. Он мыслил слишком прямолинейно для ее
премудростей.
Рудольфус небрежно пролистал страницы-воспоминания до нужного
момента. Он искал чары Фиделиуса и нашел их. Да, Сириус
Блэк действительно был Хранителем тайны Поттеров. Больше Рудольфуса
ничего не интересовало, и он быстро вышел из сознания пленника.
Весь сеанс легилименции занял не больше пяти минут.
Придя в себя, Сириус с рычанием ударил по решетке. Рудольфус
поморщился.
— Где твои манеры, потомок Блэков? Сразу видно: водишься с
недолюдьми.
— Завали хлебальник, Лестрейндж!
Рудольфус лишь мрачно покачал головой, словно разочарованный. В
нём не было злорадства, не было и жалости. Только усталость и
раздражение.
— Прощай, Блэк, — сказал он сухо. — Скоро тобой займется моя
жена.
Пожиратель скрылся за поворотом коридора. Удары его подошв по
камню становились всё тише.
— Ну и рога ты отрастил! — крикнул Сириус вслед. — Уж мы с ней
тут развлечемся!
На миг шаги замерли — укол попал в цель. Но вывести Лестрейнджа
из себя не удалось, и дверь подвала со скрипом закрылась за ним
вдалеке.
Сириус прижался лбом к решетке. Тяжело было остаться наедине с
собой в такой момент. На врага можно было бы кричать и издеваться
над ним. А в одиночестве скользкие мысли нет-нет да проникали в
разум, и страх мурашками кусал за локти.