— Конечно найдёшь. — По щекам женщины
текли слезы, а я ничего не понимала и просто улыбалась весело и
беззаботно.
Я вздохнула с облегчением и снова
подняла голову, вглядываясь в гроздья серебристых пылинок в надежде
увидеть звёздочку, которой стала моя бабушка. Но ночной зимний
сумрак был слишком ярок, чтобы что-нибудь разглядеть. Так что я
просто поспешила распрощаться с учительницей и пойти домой. Где
непременно меня встретил бы нагоняй от матери за то, что время уже
семь, а я так и не поменяла брату подгузники. Но в тот миг даже это
не могло заставить меня передумать. Я была счастлива, ведь бабушка
присматривала за мной и любила только меня. А не противного брата,
который забирал мои игрушки, рвал книги и кидался в меня какашками
из подгузников.
Когда же я немного подросла и в
подростковом возрасте превратилась в нескладного гадкого утёнка с
мышистыми, вечно всклокоченными волосами и мутными серыми глазами,
пропадающего в зале городской библиотеки, реальность стала ещё
отвратнее. В один из обыденных вечеров, которые были похожи друг на
друга как две капли воды, я решительно приблизилась к стойке
библиотекаря и, приветливо улыбнувшись и понадеявшись на
собственную удачу, решилась на невиданную дерзость.
— Здравствуйте, Марина Эдуардовна,
как поживаете? — Я внимательно посмотрела на женщину за
стойкой.
— Здравствуй, Леся, спасибо, у меня
все хорошо, — она улыбнулась мне и протянула карамельку. — У тебя
как дела? Из дома больше не выгоняют?
— Рада слышать, что у вас все хорошо.
— Весь мой внешний вид выдавал крайнюю степень нетерпения и лёгкой
паники. — Нет, мама сказала, что прощает меня за съеденное с ветки
яблоко.
— Ты снова хочешь взять «Путеводитель
по миру искусства и живописи»? — Женщине нравилось поддразнивать
маленькую мечтательницу, но в то же время она была единственной,
кто поддерживал меня.
— Не совсем так, — вопреки её
ожиданиям, я тяжело вздохнула и потупила глаза. — Не могли бы вы
мне помочь в одном непростом деле?
— Сперва рассказывай, что удумала
делать, а потом я решу, помогать или нет, — сложила та руки на
груди.
— Я в Питер поступить хочу, в
академию, — сжав пальцы в кулаки, я нервно передёрнула плечами, —
но, если мать с отцом узнают, меня вовек не отпустят. Они считают,
что я до конца жизни должна за братом присматривать и тем самым
благодарить их за то, что дали мне кров и еду.