Около двух дней я провел в комнате, насколько я понял Орочимару.
Удалось рассмотреть, что кровать в комнате рассчитана явно не на
ребенка двух-трех лет, а на взрослого человека. Позже мои
подозрения подтвердились, когда пришлось потесниться. Спать в
объятьях змеиного саннина оказалось намного уютнее, чем в
одиночестве. Он был теплым и приятно пах хвоей. Мужчина оказался
тем еще чистюлей, если, когда он приходил от него слегка пахло
кровью, то после похода в душ, все посторонние запахи перебивал
аромат хвои.
Где-то на третий день, когда я уже понемногу бегал по комнате,
залезая во все доступные щели, изображая бурную деятельность,
Орочимару подозвал меня к себе. В его руках уже была знакомая
кисточка. На полу под босыми ногами лежал развёрнутый свиток,
исписанный множеством символов. В руках саннина мелькнули сенбоны,
не успел я дернуться, как уже не смог пошевелиться.
— Прости, Хэби-чан, не пугайся, очень важно, чтобы ты был
неподвижен. Да… А дети не могут долго сидеть спокойно. Та-ак,
спокойно… Дыши, смотри, я ничего не собираюсь делать страшного. —
его глаза смотрели точно в мои, в них не было никакой агрессии,
поэтому, уже было захватившая меня паника медленно отступала. Голос
мужчины действовал на меня по-прежнему успокаивающе — Так, время
еще есть — мои руки, ноги и тело полностью покрыли символы. Ворс
кисточки щекотал кожу, чернила холодили. Я считал про себя. Где-то
на восьмой тысяче Орочимару закончил. Кисточка прекратила свое
движение, остановившись примерно на задней части шеи.
Он отошел в сторону рассматривая вереницы символов, покрывающие
свиток и мое тело, отложил в сторону чернила и кисть. Тяжело
вздохнул, его плечи слегка опустились, чтобы в следующий миг его
руки сложили вереницу из ручных печатей. Символы как на свитке, так
и на моем теле пришли в движение. Они двигались по нему, куда-то
мне за спину, когда все знаки полностью исчезли за спиной, все мое
тело пронзила жуткая боль, отправляя меня во тьму забытья.
Без сознания я пробыл не долго, вероятнее всего вспышка боли
была тем грузом, который мой детский организм не мог выдержать.
Иглы из парализующих точек Орочимару уже извлек, поскольку первым,
что я сделал, придя в себя это неуклюже вскочил на ноги. Они,
ослабшие от долгого нахождения в одном положении подогнулись и,
поэтому, я, упав откатился в сторону, с уже девственно чистого
свитка, на каменный пол комнаты, больно ударившись голыми
коленками, и, кажется, разодрав их в кровь.