Небольшой просвет в плотной стене деревьев уже виднелся впереди,
Кимимаро были знакомы эти очертания. Он несколько раз посещал стены
этого подземного комплекса по поручению Орочимару. Юный шиноби
почувствовал в какой момент он пересек границу скрывающего барьера.
Его чакра была внесена в реестр допустимых, поэтому для него не
глушилось никаких звуков и Кимимаро мог слышать, как оттуда, из-за
небольшого прогала в древесных кронах слышались неясные голоса и
звонкий детский смех.
Чакру Орочимару-самы он вычислил сразу и в несколько быстрых и
аккуратных прыжков, оказался перед ним, принимая коленопреклоненную
позу. Пусть именно ему и было дозволено немного большее, чем
остальным подчиненным, но нарушать установленные саннином правила
не стоило в любом случае. Лорд Орочимару любил дисциплину и не
любил, когда она нарушалось. Это юному шиноби удалось уяснить в
первые недели на службе у гениального ученого.
— Вызывали, Орочимару-сама. — Он, конечно, знал, что на поляне
перед входом находится не только саннин, чувствовать чакру Кимимаро
не разучился. Но чакра ученого и неизвестного были слишком похожи,
и он предположил, что это призывное животное из мира змей.
Но Кимимаро ошибался, стоило ему получить одобрительную фразу от
саннина, как он обратил внимание на фигурку ребенка лет
трех-четырех, прячущуюся за стволом одного из деревьев, окружавших
поляну. Длинные, едва ли не до лопаток белые волосы, прямо как у
него, аккуратно заплетены в две косички, начинавшиеся от висков и
заканчивающиеся на затылке хвостом, перевязанным алой лентой, синее
укороченное кимоно с узорами по краю и темно-синие, почти черные
широкие штаны, скрывавшие очертания фигуры.
На бледном, точно никогда не видевшем солнца лице, выделялись,
обрамленные белыми ресницами глаза: голубой и зеленый с узким
зрачком.
Кимимаро смотрит в эти глаза, в эту бездонную глубину и видит,
нет, скорее чувствует, что в глубине этих глаз плескается свет, он
буквально ослепляет. Вся маленькая фигурка пронизана им. Тьма,
беспокойно ворочающаяся под ребрами, довольно и сыто урчит и мир на
какой-то миг замирает.
Удар сердца, следующий. Он вспоминает как дышать и в спешке
отворачивается.
Слова Орочимару-самы проходят мимо его понимания и, он, к своему
стыду, переспрашивает. Саннин хмурится, бросает задумчивый взгляд в
сторону ребенка, все так же замершего у дерева с лицом, выражающим
крайнюю степень шока, делает глубокий вдох и повторяет.