- Это что? – голосом, в котором
сквозили очень нехорошие подозрения, уточнил участковый. Я
фыркнула, прошла мимо и без опаски открыла калитку. В нашем дворе
собак не было и быть не могло – они чувствуют возмущения в природе,
а значит, любую тварь тоже заметят. Оно нам надо?
- Вы же сказали, что вас ничего не
удивит, - не удержалась я, когда Алексей Михайлович за спиной тихо
охнул – надо полагать, увидел стоявший на заднем дворе
алтарь.
Мы поднялись по высокому крыльцу, я
недовольно покачала головой, заметив, что краска совсем облупилась
– понятное дело, Ника и не подумает домом заниматься, а отец таких
мелочей никогда не замечал.
Осторожно открыв дверь, я со странным
чувством вошла в дом. Я здесь никогда не жила – отец с Никой
переехали, когда ей исполнилось пятнадцать, я к тому моменту
скрывалась от охотников в брянских лесах. Потом, конечно, все
наладилось, я вернулась, но своим этот дом никогда не считала. К
людям, обитавшим в нем, отношение тоже было двоякое, поэтому теперь
я разувалась в сенях, одновременно желая увидеть их и страшась
этого. Участковый, видно, заметил метания – его внимательный взгляд
следил за мной, словно изучая. Мне это не понравилось и я уже
уверенно шагнула в жилую часть дома, оставив его позади.
- Папа!
Это одинокое слово произвело эффект
разорвавшейся бомбы – дальше по коридору, справа в комнате что-то
гулко бухнулось на пол, покатилось с глухим «гррррр», в комнате
слева зашуршало и раздались торопливые шаги – из дверного проема
выглянула невысокая, черноволосая девушка. Густо подведенные черным
глаза, лиловые губы и пирсинг, покрывавший все доступные части лица
на удивление не портили ее, хотя и создавали весьма инфернальную
картинку вкупе с накинутым поверх черной водолазки алым пончо. На
секунду показалось, что Ника меня не узнала – я так точно
определила ее только по запаху – но в следующий момент она громко,
хрипло «хакнула» и заорала:
- Возвращение блудной дочери! Па! Иди
посмотри!
- Пора бы уже выйти из подросткового
возраста, - чувствуя, как теплеет в груди и страх наконец
отпускает, сказала я, проходя на кухню. На полу растекалась
бордовая лужа с ошметками картошки и капусты, рядом лежала
перевернутая кастрюля. Отец как раз вытирал руки полотенцем и
потому обняли меня с секундным замешательством.