Судя по его посеревшему лицу – были.
И не раз. Я закусила губу.
- Желудок я тебе не спасу. Что в
больнице подлечат – то твое. Но пить больше не будешь, может
сколько-то и проживешь как человек. Все ясно?
- А убрать ее как, ведьма? – шепотом,
словно боялся спугнуть гадину, спросил детина. Я прикинула и решила
не рассказывать. А то хлопнется еще в обморок.
- Будешь меня слушаться
безоговорочно, ясно? – от моего взгляда он мелко закивал. – Что я
скажу – делаешь в точности, вопросов не задавая. Скажу на луну выть
– будешь выть. Скажу песни петь похабные – будешь петь. А скажу нож
взять и вены себе вскрыть – ты вскроешь и еще спасибо скажешь,
ясно?!
Еще один судорожный кивок. Ну, будем
считать, запугала я его достаточно…
Я встала со стула и тяжело ступая,
подошла к окну. Хорошо еще, никого в такую погоду не принесет…
- Иди домой, спроси у бабки банку
двухлитровую, да чтоб крышка железная была. Сыпь туда соли с
полкило и принеси мне. И одежду захвати сменную… И полотенце с
простыней, что ли…
И правда – напугала. Парня вынесло из
дома стрелой, а я тяжко вздохнула. Кот смотрел с укором, словно
спрашивая – а надо ли оно тебе? Я и сама себя спрашивала. Надо ли
мне связываться со столь сильной ведьмой? С сущностью?! Чуть что не
так – и она на меня перекинется, ничего я не сделаю…
Но парня было жаль. Может, я и дура,
но жаль.
А все из-за печки, чтоб ее…
Он вернулся спустя полчаса – с
двухлитровой стеклянной банкой, до середины наполненной солью.
- Воды влей на ладонь ниже горлышка,
- сухо скомандовала я, расстилая простыню на полу в сенях – еще не
хватало в дом такую дрянь тащить – и подтаскивая ближе ведро с
водой. В сенях было сыро, темно и холодно. Дверь я закрыла на
замок, дабы соблазна не было, да и люди не вошли, а затем методично
на всех поверхностях ровных зажгла лампы. И тепло, и свет дает –
хоть так согреться. Гришка подошел с банкой, глаза были испуганные
и расширенные, руки тряслись. И ведь не спросил даже ничего, сразу
поверил – видать, сам чувствовал…
- Помолиться не хочешь? –
сыронизировала я, переплетая косу и убирая ее под плотно повязанный
платок и только брови вскинула, когда он действительно на колени
встал и руки в молитве сложил. Вот чудной… Да если б молитвы
помогали… А, ладно, если ему так легче…
Когда он закончил, я вытащила из-за
пояса серебряный нож с костяной рукояткой и осторожно, чтобы лезвия
не коснуться, передала ему.