- Ну? Полегчало?
Девчонка, уже гораздо более
симпатичная, хоть и с мокрым до самой груди воротником, кивнула.
Судя по тому, с какой целенаправленностью она запустила ложку в
котелок, аппетит у нее от горя не пропал.
- Мать уехала?
- Угу… - на глаза начали
наворачиваться слезы, но жевать и рыдать одновременно весьма
проблематично, а рот уже занят картошкой, так что по щекам сбежала
пара слезинок и тем дело и ограничилось.
- Тебя не взяла.
Тяжкий вздох.
- А чего тебе, здесь плохо?
Задумчивое молчание.
- Бабка тебе лучше матери, никто не
обижает, ходи, где хочешь, делай, что попало, - перечислила я,
загибая пальцы. – По мне, так пропади он пропадом, этот
город.
Пару минут мы сосредоточенно жевали,
таская из миски малосольные огурцы. Окно медленно, но верно
запотевало – на улице холодало. Неужели прабабка так и жила –
сидела в одиночестве у окна долгими осенними вечерами,
отгородившись от враждебного ей мира? Смотрела на фотографии так и
не навестившей ее перед смертью дочери?
По коже, не смотря на жар от печи,
расползлись мурашки, а в горле встал ком. Я отложила ложку и
потянулась к висевшей на крючке кофте.
Машка следила за мной с
любопытством.
- Шла бы ты домой, Мань, - когда она
доела, я собрала тарелки, опуская их в таз с горячей водой. Вместо
этого сунула ей под нос кружку с заваренными травками.
- Бабушка говорит, что мне к тебе
нельзя ходить, - понюхав содержимое кружки и с удовольствием учуяв
медовые нотки, заявила девица. – И брать тоже ничего
нельзя.
- Немного поздновато ты об этом
вспомнила? – спросила я, моя посуду. Глупости все это. И время
сейчас другое и ситуация у меня… Тоже своеобразная.
Однако мерзкое ощущение дежавю не
оставляло меня весь вечер. Проводив осоловело моргающую Машку до
калитки, я легла спать, но заснуть не получилось. Мысли были
тревожными и какими-то… Паническими.
Так и не сомкнув глаз, я встала,
перекинулась в сенях и через черный ход выбралась из дома. Небо
только-только начало светлеть, трава побелела от изморози, а земля
на огороде смерзлась в камень и отпечатки моих лап на ней почти не
просматривались. Слава богам. Деревня просто сияла тишиной – время,
в которое спят абсолютно все, включая младенцев и стариков. Я
методично прошлась вдоль дворов беженцев, Гришкиной бабки, Генкиной
бабки (сивухой от него разило так, что никакая нечисть не подойдет
и на метр), вдовы. К голове не пошла – мало ли кому придет в голову
прогуляться по мосту, а тут я. Здоровенная зверюга, только
отдаленно похожая на местную дворнягу. Прямо скажем, сходство было
весьма символическое и напоминала я скорее английскую борзую,
потому что длинные худые ноги остались и в этой ипостаси, а русая
коса сохранила колер в шерсти. На остальном сходство с семейством
собак и вовсе заканчивалось – клыки подлиннее волчьих, внушительная
пасть, вытянутая морда и сверкающие зеленым глаза не оставляли
сомнений у очевидцев, что видят они не милого песика, а
инфернальную тварь.