Боже, как странно говорить о таких
вещах посреди белого дня, сидя на разобранной кровати, в обстановке
домашней и до того реальной, что зубы сводит!
- Нет, - я покачала головой, а потом
подумала, что терять мне уже нечего и предложила: - Если не
собираетесь меня убивать прямо сейчас, то налейте хотя бы чаю с
малиной.
Он секунду смотрел на меня, словно
ожидая, что я попрошу к чаю еще и кусок сырого мяса, а затем
вздохнул и отправился на кухню. Я прислушалась, убедилась, что все
звуки предельно мирные и вышла следом, заметно прихрамывая – укус
воспалился, ногу то и дело дергало, простреливая болью. Пропустила
я все свои примочки и отвары…
- Тебе нужно к врачу, - сказал он,
стоя ко мне спиной. В джинсах и серой футболке выглядел он ничуть
не менее официально, чем в форме и напряженные плечи говорили, что
участковый еще долго не почувствует себя рядом со мной в
безопасности. Почему-то это задело меня, хотя я и понимала, что не
должно бы. Какое мне, в конце концов, дело до него? Это я здесь
пострадавшая, мне теперь остаток жизни гадать – а не расскажет ли
он кому?! – Такие, как вы вообще, к врачам ходят?
- Мы спим, едим и болеем точно так
же, как и все остальные, - огрызнулась я, пристраиваясь на стуле у
батареи. Слегка знобило, и ее тепло оказалось просто живительным.
Еще лучше я себя почувствовала, когда взяла в руки кружку с
чаем.
- Только раз в месяц выворачиваетесь
наизнанку, - ответил он, садясь напротив. Изучающий, внимательный
взгляд прошелся от макушки до кончиков носков. Я клацнула зубами о
край кружки – вздрогнули оба.
- Я выворачиваюсь, когда захочу, -
просветила я его. – Вы вроде вчера убедились.
Он хотел было что-то сказать, но не
решился и вместо этого полез в холодильник. На стол легли колбаса,
хлеб и масло. От первой я брезгливо отказалась, а бутерброд с
маслом сжевала в три секунды, продолжая наблюдать за мужчиной
напротив. Он барабанил пальцами по столу и смотрел в запотевшее
окно. На улице шел снег, надежно укрывая любые следы. В кухне,
несмотря на обеденное время, царила пасмурная полутьма. У него был
вид человека, который уговаривает себя примириться с
реальностью.
- Поверить не могу, что это…
существует, - наконец, признался Алексей Михайлович. Я бросила на
него внимательный взгляд поверх дымящейся кружки с чаем.