– А ты, случайно, не охренела? – чуть прищуриваюсь я.
Как-то начинает доставать меня эта Инга, больно уж яркими делает
воспоминания о моей бывшей. Та вот так же вела себя перед
разводом.
– С огнём играешь, Миронов, – цедит она сквозь зубы, хватает
сумочку и выходит из квартиры.
По ходу, у Ромика с Ингой свободные отношения. Вернее, у Инги
свободные, а у него сложно-подчинённые и почти что
товарно-денежные. Ты мне бабки носи, а что я делаю, не
спрашивай.
Через мгновение сожительница подтверждает мои мысли.
– Бабки поменять не забудь! – Инга снова возникает на пороге. –
И остальное до вечера раздобудь. Ты обещал, помнишь? Мне в Москоу
завтра ехать.
Свои требования она озвучивает как заправский террорист, и ответ
мой ей не нужен. Уверена, что я тут же кинусь и в новом для себя
мире сходу за один день найду ей где-то девятьсот баксов. Ага, уже
бегу.
Чтобы я точно прочувствовал всю важность её просьбы, она громко
хлопает входной дверью. Из подъезда доносится цоканье каблуков.
Интересно, куда она отправилась с утра пораньше?
Громкое урчание в желудке толкает меня на поиски еды.
Так, а сколько же я получаю в казино? В мои девяностые это был
такой закрытый и далекий мир для меня, что я даже примерно не
представляю размер потенциального оклада.
В холодильнике огрызок копчёной колбасы, подвядшие огурцы и
белый батон. Ничего похожего на нормальную еду не наблюдается.
Бросаю взгляд в окно – Инга, выпятив грудь, вышагивает по
бордюру. Во дворе по прежнему две тачки. Она останавливается у
чёрной и внимательно смотрит на окна. Я стою за шторой, так что она
меня не замечает и, постояв ещё несколько секунд, садится на
переднее сиденье.
Никак на работу моя красотка поехала. А подхватил её добродушный
коллега. Как Ирка, которая меня подвозила. Высокие, высокие
отношения.
Пока я впихиваю в себя бутер, по вкусу больше напоминающий
туалетную бумагу, Чарли не отходит от меня ни на секунду.
– Изыди, животное. Ты в туалет тоже со мной пойдёшь?
Он радостно лает в ответ.
– Жрать хочешь… – понимающе киваю я. – А кормить-то тебя чем? Не
своей же плотью?
От остатков колбасы пёс отказывается. На плите замечаю
кастрюльку, в ней засохшая каша. Наклоняюсь к его миске, и он тут
же бросается ко мне, к моему лицу.
– Вон там жди! – строго говорю я и он… нифига себе, отходит
туда, куда я показываю пальцем.