—Ее способности уже сейчас превосходят мои. Я её
забираю. Не знаю, как у твоей неодаренной супруги получился такой
ребенок, но это Судьба.
—Ты рехнулась, Вирджиния! Я ее здесь не оставлю.
Вероника сойдет с ума.
—Мне плевать на твою жену. Назревает очередная
революция, Бен!
И тётя думает в голову патрульных, которые стоят за дверью:
«Схватите его и бросьте в Потс!» А Эва прерывает эту мысль. Она
начинает думать, что правительница — пустая бутылка. И что она папе
врет. И что больше она никому приказать не сможет. Нет больше ее
«хочу».
Тетя Вирджиния оседает на пол. Папа подскакивает к ней.
Патрульные застывают в дверях. Потому что теперь Эва в них думает:
«Остановитесь!» А еще Эва злится, прикусывает губу, сжимает
кулачки.
Боль.
Эва стоит в кругу света. Тьма вокруг непроглядная, густая,
осязаемая. Липкая жижа — шаг из круга — и тебя засосёт.
Всё на Эве сегодня красное, кроме чулков. Волосы собраны в высокий
пучок. Атласная лента на шее, на ленте — огромный рубин. Эва
взрослая.
Вокруг Эвы стоят люди. На самом краю круга.
Тётя. Мама. Папа. Брат. Катти.
Каждый из них встречается с Эвой взглядом и в ужасе делает
шаг назад. Липкая тьма тут же поглощает их.
Шаг назад. Шаг назад. Шаг.
Эва знает, что останется одна.
Одна! Она боится быть одна!
Тьма просачивается в круг.
Эва кричит.
И просыпается от звука собственного голоса!
Первым делом она достала из прикроватной тумбочки дневник и
записала «Двадцатое число первого осеннего месяца года 211 от
создания Союза. Пережила искажение измерений. Таблетка не помогла.
Снилось прошлое, потом — кошмар».
На центральной площади Йена перед Дворцом Правительства
колыхалось море голов, покрытых кепи и котелками, платками и
соломенными шляпами. Оно волновалось, оно шумело: люди пытались
протиснуться поближе к деревянному настилу, за одну ночь
сколоченному под балконом, сажали на плечи детей, залезали на
постамент памятника союзникам. Собравшиеся выдыхали страстное
нетерпение, источали запах потного возбуждения. Они ждали свершения
таинства революции.
Две плотных шеренги патрульных в синих парадных мундирах стояли
спина к спине перед настилом и сжимали в руках винтовки. Толпа
накатывала на этот живой волнорез и в ужасе шарахалась
назад.
Джаефа-джэш наблюдала за площадью лежа на крыше. Балкон
четырехэтажного белоснежного дворца был ей прекрасно виден. Только
он ее и интересовал. Скоро там покажется генерал Гаррет — и толпа
замрет, затаит дыхание. Улягутся волны, стихнет шум. Так
происходило каждый раз, когда к народу обращался новый правитель.
Так же произойдет, если власть снова сменится. Неважно, кто и как
попадает на этот балкон. Он выходит, обводит площадь взглядом, и
люди внизу жадно ловят каждое его слово.